Харон

– Ну, например, курит ли он? Что любит из еды? Острое? Сладкое? Неприхотлив? Пьет? Когда выпьет, пьянеет сразу или держится? Много может выпить? Заходила ли речь, даже в шутку, о наркотиках? Травка? Что-нибудь посерьезнее? Об иных стимуляторах? Чувство юмора? Примерный уровень интеллекта? Эрудиция? Осведомленность о текущих событиях? Отношение к политике? Суждения о современной ситуации – в столице, стране, мире?… Музыку какую предпочитает? Видите, сколько при желании можно задать вопросов.

– Терпеть он музыку не мог, – угрюмо пробурчала Инка. – Не курит, но на меня никогда не ругался. Некоторые, знаете… – Инка открыла свою пачку.

– Бывают предубежденные, – пыхая трубочкой, согласился седой. – Ну, а внешность?

– Что – внешность?

– Нет, я говорю – интересный мужчина. Даже на какого-то американского киноактера похож.

– На Стивена Сигала, – не удержалась Инка.

– Вот-вот. Но по фотографии в паспорте… А вот роста, например, он какого? Выше среднего? Метр восемьдесят пять? Еще выше? Походка не характерная, не отметили? На теле… может быть, шрамы, родинки, татуировки?

Инка молчала, затягиваясь.

– Еще… Инна Аркадьевна, ничего больше ваш друг не оставлял? Скажем, на хранение? Что-нибудь не совсем обычное?

Она уже поняла манеру седого заваливать грудой вопросов, а самый главный задавать под конец, довеском, на излете.

– Нет.

– Вот так вот – «нет», и все. И ничего больше.

Про золотой слиток она тоже, естественно, ничего не говорила, ни тогда, ни сейчас не скажет. Что она им, обязана?

– А ездили куда? – мягко спросил седой. – Отчего так сорвались? Была причина? Какая?

– Мы ездили… Уезжали к брату. Навестить. – Инка едва не потянулась к узелкам шнурка, висевшего на груди, но вовремя руку остановила. Тоже знать им незачем. Никому из них. Она впервые взглянула на отвернувшегося к окну четвертого.

– Навестить, значит.

Седой отложил книжечку паспорта на угол стола, выпустил еще один клуб ароматного дыма, который почти сразу превратился в тончайший слой. Таких, не рассеивающихся и не смешивающихся между собой, висело в комнате уже несколько. В них бродила, тоненько завиваясь, струйка от Инкиной «честерфильдины».

– Навестить… – неторопливо повторил седой. – А ведь мы с вами, Инна Аркадьевна, совсем по-другому уговаривались. Совсем, совсем по-другому.

– Вот я вам трахаться при всех ваших подслушках да подглазках! – неожиданно для самой себя выкрикнула Инка, вскакивая и ударяя себя по локтю руки со сжатым кулаком. Как какая-то пружина развернулась в ней. Недокуренная сигарета полетела через всю комнату.

– Сядь! Сядь, говорю! Вот так… Ишь, принцесса Недотрога какая! А то тебе хором не приходилось. Сиди, сказал! Крыльями она на меня махать будет. – Седой бульдог показал свою хватку. – Золото где? Для экспертизы нужно, потом получишь обратно, мы тебе не твои дружки-мазурики, хоть была б моя воля, я не отдал. Только не вздумай дуру валять – не знаю, не видела! Тебе лично он килограмм этот дарил? Не тот, что Зубковым отдала, еще один, следующий, в этот приход. Ну?

– Сергею оставил, – глухо сказала Инка, вновь теребя пачку. – Подарил.

– Не оставлял он ему ничего. Несчастный случай с твоим братом произошел, понятно тебе?

– Туда и дорога. В гробу я его видела.

– Увидишь. Смею заверить – пренеприятнейшее зрелище. Не для слабонервных. Поэтому повторяю свой вопрос: почему так спешно сорвались и почему именно туда. В эти твои… Шатуны. Шатуры…

– Шаборы, – подсказал Юрик. Покончив с прихожей, он заглянул на минутку в комнату взять что-то из своего распахнутого чемодана.

Инка курила. Дернула плечом.

– Он… Иван предложил… попросил куда-нибудь на природу, мол, Москвой сыт по горло. Ну, я и сказала, если хочешь…

– Ах, Инна Аркадьевна, – опять тяжело вздохнул седой. Добыв из нового кармана репортерский рекордер, поставил перед собой. Дважды прогнал ленту, попадая не на те места. Наконец нашел.

«…поцелуют, – сказал рекордер голосом Инки, – тебе рады, не уходи, пожалуйста. С антресолей достань коробку, в ней полсотни свечей, там, куда мы поедем, будут нужны». – «Мы поедем, вот как? – сказал голос Ивана. – Ну, вы меня заинтриговали…»

Седой щелкнул «стопом». На Инку не смотрел.

– Н-ну? – сказал резко. – Чем тебе брат так не угодил, что ты своего… Серафимыча повезла его убирать? Да и как убирать-то… врагу не пожелаешь. Или кому другому не угодил? Или они там сами между собой чего не поделили, золото то же? Ты рассказывай, рассказывай, пока у тебя шанс есть в домашней обстановке говорить.

– Семен Фокич, – нарушил свое молчание четвертый. Он все так же стоял у окна, спиной к комнате. – Не дави, пожалуйста.

Четвертый Инкин гость был высок, строен, широкоплеч, что особенно подчеркивалось элегантным кремовым плащом, на котором он, очутившись в квартире, даже не распустил пояса. Ровные густые волосы, осыпанные бисером дождя, когда вошел, теперь высохли. Истаяли и потеки на плечах и на спине. Говорил он не оборачиваясь.

– Ребята твои закончили?

– В самом разгаре. – Седой был недоволен вмешательством.

– Пусть поторопятся.