Хаски и его учитель белый кот. Том III

— Ши Минцзин, ты, блядина, отвали от меня!

Ши Мэй рассмеялся в ответ:

— Просто переспим разочек. Зачем же так злиться. Для тебя это не впервой, ты ведь уже спал со своим учеником. Может, перестанешь притворяться добродетельным?

— Пошел вон!

— Лежать на животе и обслуживать одного ученика или двух — какая разница? — спокойно и не спеша протянул Ши Мэй. — Я совсем не против, так почему бы тебе не получить удовольствие? Может, мои навыки в этом деле окажутся не хуже, чем у него?

— Пошел…

Не успел он договорить, как со стороны дверного проема донесся бесстрастный голос:

— Пошел нахуй отсюда!

Словно громом пораженный, Чу Ваньнин резко вскинул голову, чтобы взглянуть в сторону непонятно когда открывшейся каменной двери. Напротив света, все еще скрытый тенью наполовину открытой двери тайной комнаты, стоял высокий мужчина с длинным черным мечом в руках. Отличающаяся величественной осанкой внушительная фигура этого человека буквально излучала холодную мощь и опасность.

Ши Мэй прищурился:

— Это ты?.. Так быстро?

Окутанный леденящим холодом, тяжелыми шагами внутрь зашел человек, от облика которого веяло холодом и одиночеством. В этот момент огонь в лампе заколыхался, выхватив из сумрака его черные облегающие доспехи и накинутый сверху черный походный плащ. Сейчас уже можно было ясно рассмотреть его внешность. Стройные длинные ноги обуты в плотно облегающие икры военные сапоги, на тонкой талии пояс, украшенный серебряной пряжкой в виде головы дракона, на поясе серебряный футляр для тайного оружия[254.2], на запястьях наручи с острыми шипами, на руках похожие на чешую дракона черные латные перчатки.

И, наконец, несомненно выделяющееся своей мужественной красотой лицо, дерзость и героический дух которого перехлестывали через край… это был Тасянь-Цзюнь!

Тело Наступающего на бессмертных Императора источало могильный холод, смешанный с запахом крови и смерти. Его бледные щеки все еще были испачканы свежей кровью, словно он только что вернулся с поля боя.

Напоминающими штык-ножи черными глазами он уставился на двух людей на кровати. Точнее, он всего лишь мельком взглянул на Чу Ваньнина, после чего с холодным блеском в глазах в упор воззрился на Ши Мэя.

— Убирайся!

Увидев, что он вошел в комнату, Ши Мэй сначала придал лицу безразлично-отстраненное выражение, а затем выпрямился и медленно поднялся.

— Люди, которых я просил тебя убить в Гуюэе, все мертвы?

— Не хватило времени, чтобы получить удовольствие от кровавой резни, — подойдя к ним, Тасянь-Цзюнь прикусил белыми идеально-ровными зубами край окровавленной перчатки и, стянув ее, бросил на стол. Взглянув на Ши Мэя, с нескрываемой угрозой в голосе он надменно процедил. — Знай свое место. Под рукой этого достопочтенного ты не более, чем одна из жаждущих отмщения скорбящих душ.

Потемнев лицом, униженный Ши Мэй попытался ответить:

— Для начала сам уясни, с кем разговариваешь.

— Все, что этому достопочтенному нужно уяснить, доволен ли он сам или нет, — с холодным сарказмом парировал император. — Ты ошибся кроватью, слезай.

— С каких это пор ты смеешь мне указывать[254.3]?

— Этот достопочтенный всегда так делал, — с угрозой в голосе произнес Тасянь-Цзюнь.

Похоже, Ши Мэй разозлился не на шутку: гнев в его глазах мерцал словно змеиная чешуя:

— Я твой хозяин!

— И что с того? Гора Цзяо принадлежит этому достопочтенному, как и человек на этой кровати, — на этот раз Тасянь-Цзюнь не только с презрением взглянул на Ши Минцзина, но и растянул губы в насмешливой ухмылке. — Хозяин, будьте так любезны свалить отсюда.

Пока не желавшие уступать друг другу Тасянь-Цзюнь и Ши Минцзин перебрасывались словами и колкостями так, что искры летели во все стороны, Чу Ваньнин, который все еще не до конца разобрался в ситуации, молча наблюдал за ними со стороны.

Только что Ши Минцзин сказал ему, что Тасянь-Цзюнь уже давно мертв. Тогда кто этот человек? Шашка вэйци? Живая марионетка?

Ведь, несмотря на то, что он нашел способ подавить цветочного паразита в теле «Мо Жаня» в этой жизни, в прошлом существовании эта отрава успела проникнуть слишком глубоко, так что он уже не мог вернуть Тасянь-Цзюня к нормальной жизни. Тогда было бы логично предположить, что сейчас он должен всей душой любить Ши Мэя, без единого шанса на освобождение от пут этой привязанности. Однако, судя по тому, как строился их разговор, император Ши Минцзина ни во что не ставил, относясь к нему как к вещи. И при этом… называл его хозяином? Что тут вообще происходит?

Ши Мэй какое-то время смотрел на Тасянь-Цзюня, после чего с усмешкой на губах поднялся, чтобы набросить на плечи снятую ранее одежду.

Хотя Чу Ваньнин все еще не понимал всю подоплеку событий, но, исходя из увиденного, кое-что для него стало вполне очевидно…