Хаски и его учитель белый кот. Том III

Потупив взгляд, Мо Жань опустился на колени перед дядей, тетей и побледневшим Сюэ Мэном. Тусклый свет лампы осветил его красивое и немного осунувшееся лицо.

Ему и правда самому хотелось подставить шею под нож. После того, как Хуа Биньань так подставил его, он не мог допустить, чтобы все сошло ему с рук и сложилось так, как он того желает. Однако, прежде чем покаяться в грехах, ему нужно было сделать еще одну вещь…

Он хотел сделать все, что в его силах для того, чтобы защитить человека, которого с этого дня он больше не сможет защищать. Поэтому Мо Жань медленно открыл рот, чтобы пылко и громко объявить:

— Мои руки безусловно в крови, из-за собственного эгоистичного желания отомстить я убил множество людей. Хотя все эти годы я раскаивался в содеянном и пытался встать на путь исправления, мои преступления невозможно простить и искупить. Чу Ваньнин уже знает об этом… и сегодня, господа, перед всеми вами, помимо обнародования своих грехов, я хотел бы сделать еще одно заявление, — сделав паузу, он произнес слова, что острым ножом вонзились его сердце, — я и Чу Ваньнин разорвали нашу связь учителя и ученика.

Услышав это, присутствующие были так ошеломлены, что даже забыли об охватившем их до этого испуге:

— Как же так?

Надо сказать, что в мире совершенствования публично разорвать связь «учителя и ученика» было просто неслыханным скандалом. Если такого рода инцидент имел место, неважно объявлял об этом сам учитель или его ученик, это неминуемо сказывалось на репутации обоих. Поэтому, пока все не доходило до кровной мести и лютой ненависти, было принято формально поддерживать видимость отношений, даже если в них не было гармонии и взаимопонимания.

Отойдя от первого шока, многие тут же начали перешептываться:

— Вроде ж раньше у них все было более-менее хорошо? Почему так внезапно, может опять какая-то хитрость?

— Вряд ли. Может позже на горе Цзяо между ними что-то произошло?

— Возможно… Чу Ваньнин, похоже, не очень-то заботится о своих учениках. Когда Хуа Биньань схватил Ши Минцзина, он ведь не отступился даже ради его спасения? Допустить, чтобы твой близкий человек ослеп… Если бы я был его учеником, у меня после такого тоже сердце похолодело бы от ужаса.

Голоса людей поднимались и опускались, напоминая накатывающие на берег приливные волны.

Перекрывая их гул, Мо Жань продолжил:

— Учитывая его принципы, он не мог допустить, чтобы я убивал людей и жег города, но на самом деле для меня все это не стоящая упоминания мелочь. Куда хуже то, что все это время он был холоден со мной и постоянно унижал мое достоинство. Этот человек вечно готов броситься на помощь любой земной твари, но при этом так скуп на душевное тепло в отношении своих учеников. До чего же это лицемерно! Если бы не он, я бы уж точно не дошел до такого.

Это оказалось так невыносимо больно.

Его голос затих. Губы слегка дрожали, и все же, слово за словом, ему нужно было закончить, даже если это все равно, что безжалостно резать себя по живому[255.5].

— Все так и есть: он причинил мне зло, и со мной он ошибся. Я не вступал с ним в сговор и мне стыдно, что когда-то я поклонился ему, как своему учителю. Сейчас наша связь с Чу Ваньнином окончательно разорвана, и отныне, если кто-то снова посмеет назвать меня его учеником… — он поднял голову и взглянул на них глазами Наступающего на бессмертных Императора. — Это слишком отвратительно для меня, так что, господа, воздержитесь от того, чтобы упоминать об этом снова!

— Жань-эр!.. — в ужасе воскликнул Сюэ Чжэнъюн.

Сюэ Мэн совсем спал с лица:

— Брат, ты с ума сошел?! Сам-то ты понимаешь, что говоришь?!

Мо Жань закрыл глаза, не желая смотреть на Сюэ Мэна и его семью, но это его «брат»… словно острые когти глубоко вонзились в сердце, добравшись до самого нутра.

— Я хочу сказать еще кое-что, — продолжил Моо Жань.

— Если пришел признать свою вину, так признавай, к чему все эти бесконечные предисловия! Ты…

Прежде, чем этот человек закончил предъявлять претензии, стоявший в толпе глава Цзян Си жестом прервал его и, взглянув на Мо Жаня, сказал:

— Продолжай, я слушаю.

— Я готов признать вину за совершенные преступления и согласен понести за них заслуженное наказание, однако то, что случилось в Гуюэе, совершенно точно не моих рук дело.

Многие из присутствующих пришли сюда, чтобы истребовать долг крови за ту резню. Эти люди с самого начала были на взводе, а уж когда услышали, что он пытается снять с себя вину за убийства в Гуюэе, то и вовсе потеряли контроль над своими эмоциями и в гневе, один за другим, начали выкрикивать:

— Ха! Чушь какая! Это неоспоримый факт[255.6], даже не пытайся увильнуть от ответственности!

— Верно, кто же еще, если не ты?

— В то время меня вообще не было в Гуюэе, так как вместе с Чу Ваньнином мы находились на горе Лунсюэ. Это сделал другой человек. При этом, если мои предположения верны, «тот» человек, должно быть, и есть…

Он в нерешительности помедлил, не зная, как раскрыть личность Наступающего на бессмертных Императора.