Он протянул руку и погладил Мо Жаня по голове.
Не зная, кто он такой, Мо Жань, чуть прищурив глаза, позволил этому человеку взлохматить свои темные волосы:
— А?..
Наньгун Ян вспомнил, как когда-то Дуань Ихань с похожим на котенка новорожденным на руках пришла в его дом, чтобы просить его о помощи. Тогда она сказала, что у него все еще нет имени.
— Как тебя зовут? — спросил Наньгун Ян.
— Жань-эр.
— А фамилия?
— У меня нет фамилии.
Наньгун Ян с тоской посмотрел на Дуань Ихань и в неожиданном порыве вдруг сказал:
— Может быть, вам двоим тогда…
Не успел он договорить, как из-за угла появилась группа заклинателей из Духовной школы Жуфэн. Когда они прошли мимо, мимолетное наваждение мгновенно спало с Наньгун Яна. Вздрогнув, он вышел из оцепенения и, вернувшись к реальности, снова посмотрел в глаза Дуань Ихань.
Те глаза, что когда-то, едва встретив его взгляд, начинали лучиться любовью и кокетством, ныне смотрели на него скучающе и безразлично. В этой женщине больше не было ничего от той юной девы из его грез. Несмотря на то, что они вновь встретились после долгих лет разлуки и почти признали друг друга, в ее взгляде был лишь холод и равнодушие.
Она давно уже видела этого мужчину насквозь, поэтому Наньгун Ян почувствовал себя немного униженным и пристыженным. Чтобы скрыть свои эмоции, он великодушно отвязал кошель вместе со всем его драгоценным содержимым и передал в руки Мо Жаня. Снова похлопав мальчика по макушке, он, прочистив горло, сказал:
— Твоя матушка очень хорошо поет. Ее талант достоин этого золота, серебра и драгоценностей.
Однако тонкая рука Дуань Ихань забрала кошель из рук Мо Жаня и, взяв из пухлого кошелька одну медную монету, опустила ее в сколотую миску, которую держал в руках Мо Жань. После этого она спокойно вернула доверху набитый золотом и драгоценностями тяжелый кошель Наньгун Яну.
Дуань Ихань не стала много говорить, а просто скромно и равнодушно поклонилась ему, так же как и любому прохожему, подавшему ей монету, и вежливо поблагодарила:
— Спасибо за вашу доброту, уважаемый господин.
После этих слов она развернулась и ушла.
Когда-то эта женщина была музыкальной богиней округа Сянтань, луной, вокруг которой кружились все прочие звезды. Одна ее песня и один ее танец стоили состояние. Во время ее публичных выступлений улицы города пустели, но она никогда не была самонадеянной гордячкой. Теперь, когда ее яркий наряд поблек и прекрасное лицо увяло, она могла просить милостыню у дороги, но не могла позволить унизить себя.
Именно из-за странного поведения матери в тот день Мо Жань заподозрил неладное. Позднее при помощи намеков и расспросов ему удалось узнать о том, при каких обстоятельствах он появился на свет.
— Мама рассказала тебе об этом, потому что не желает обманывать тебя, но, малыш Жань-эр, запомни хорошенько, ты не должен таить обиду, — сказала ему Дуань Ихань, — и не нужно от него что-то требовать, — с этими словами она нежно ткнула пальцем в лоб Мо Жаня. — Как только Великое Бедствие в Нижнем Царстве отступит, и жителям Линьи будет дозволено покинуть город, мы сразу же вернемся в Сянтань.
Мо Жань чуть помолчал, после чего послушно кивнул:
— Я не буду его ни о чем просить. Мы с мамой вернемся в Сянтань.
Дуань Ихань со смущенной улыбкой сказала:
— Я даже не знаю, узнает ли меня младшая сестра Сюнь теперь, когда я растеряла всю былую красоту.
Мо Жань тут же горячо возразил:
— Мама красивая.
— Да?
— Мама самая красивая.
Улыбка осветила лицо Дуань Ихань, вернув ее лицу ту несравненную прелесть, что прославила ее, как одну из самых красивых женщин своего времени.
— С таким медовым ртом ты с легкостью заговоришь зубы любой, кто в будущем согласится выйти за тебя замуж, — передразнила она его.
Мо Жань, немного смутившись, поднялся с места и поджал губы, но уже через несколько мгновений его острые молочные зубки обнажились в широкой улыбке.
— Когда вырасту большим, я хочу найти тебе в невестки самую прекрасную небожительницу[258.11]
, а потом мы с ней будем жить вместе с мамой.— Ой-ой, да ты размечтался, какая небожительница согласится выйти за тебя замуж?
Мать и сын шутили и смеялись, костер весело потрескивал, и в дровяном сарае было очень тепло. Казалось, что каждый последующий день будет проходить так же мирно и спокойно. Огонь в ночи дарил бедным людям иллюзорное утешение и надежду, ведь в то время никто из них не мог предположить, что время, отмеренное Дуань Ихань в этом мире, подходит к концу.
— Это случилось осенью того года, когда мне исполнилось пять лет, — сказал Мо Жань. — Когда люди отпраздновали Праздник середины осени, из-за длительной изоляции от внешнего мира в Линьи начало заканчиваться зерно. Тогда ответственная за округ Духовная школа Жуфэн скорректировала цены, попросту ограничив в пропитании бедняков, чтобы те не претендовали на кусок хлеба богачей.
Сюэ Чжэнъюн слушал его рассказ со смешанными чувствами. Его разум был в смятении, но когда Мо Жань упомянул об этом событии, он, чуть подумав, кивнул: