Хаски и его учитель белый кот. Том III

— О чем хочет побеседовать хозяйка Цитадели?

— Прежде вы сказали, что не имели отношения к изнасилованию и последующей смерти девушки из лавки тофу, — сказала Му Яньли, — и, допустим, в этом я вам поверю. Однако есть и другая смерть, за которую вы совершенно точно несете полную ответственность.

Прикрыв глаза, Мо Жань ответил:

— Хозяйка Цитадели и правда провела хорошую работу по расследованию этого дела.

— В таком случае давайте поговорим об этом более подробно, — все также бесстрастно сказала Му Яньли. — Сперва ответьте, как и за что вы убили Мо Няня… настоящего племянника уважаемого главы Сюэ?

Не успела она закончить фразу, как исполненный гнева голос перебил ее. Полные слез глаза Сюэ Мэна яростно вспыхнули, когда он хрипло крикнул:

— Молчи! Ни слова больше!

Окинув его взглядом, Му Яньли в своей отстраненной манере прокомментировала:

— Сбежать и прятаться от правды… похоже, ни на что большее так называемый Любимец Небес и не способен.

Ответом на ее слова стал предупреждающий лязг вышедшего из ножен Лунчэна. Чиркнув рядом со щекой Му Яньли, меч врезался в деревянную колонну, так что щепки разлетелись во все стороны.

Му Яньли не только не стала уворачиваться, а даже глазом не моргнула. Пара холодных, как лед и иней, прекрасных глаз бесстрастно наблюдала на кипящим от гнева Сюэ Мэном.

Сюэ Мэн так стиснул зубы, что все мышцы на его лице задрожали от с трудом сдерживаемой ненависти:

— Какой еще родной племянник? Что еще за голубь, забравшийся в гнездо сороки, извращенная ошибка природы… ты уже достаточно наговорила!

Когда он резко выдернул Лунчэн из дерева, грудь его бурно и часто вздымалась.

Он больше не смотрел в сторону Мо Жаня и вообще не смотрел на людей. Словно загнанный в ловушку обезумевший зверь, Сюэ Мэн был на грани того, чтобы окончательно сойти с ума и погибнуть.

— Вы все закончили свои речи?! Не слишком ли это все затянулось?! Достаточно ли веселым было это представление, чтобы порадовать ваши мелочные душонки?

— Мэн-эр… — попыталась окликнуть его госпожа Ван.

Сюэ Мэн проигнорировал шепот матери. Когда, сжав в ладони Лунчэн, он поднял покрасневшие глаза и обвел взглядом всех присутствующих в зале, на его лице появилось выражение то ли насмешки над собой, то ли презрения к ним всем:

— Смотреть, как поколение образцовых наставников превращается в маньяков-убийц, как на Пике Сышэн брат идет против брата, как близкие люди становятся врагами… разве это не весело и приятно? — его голос звучал надтреснуто, словно песня разбитого сюня[260.4], а под конец затрепетал, словно подхваченное ветром перышко. — Вы все и правда пришли сюда в поисках справедливости? Вы в самом деле хотите узнать истину? — он сделал паузу, а потом запальчиво крикнул. — Или все-таки для того, чтобы затеять ссору и отомстить за свои мелкие обиды?!

— Молодой государь Сюэ выходит за рамки приличия, — прищурившись, сказал Цзян Си.

Когда Сюэ Мэн резко повернулся к нему, в его глазах его бушевало яростное пламя:

— А что, теперь настала ваша очередь меня воспитывать?

— Мэн-эр!

Сюэ Чжэнъюн вскочил с места, чтобы схватить за плечо Сюэ Мэна, однако, едва коснувшись его, он застыл на месте. Несмотря на то, что Сюэ Мэн так возмущенно и гневно рычал, его тело дрожало и трепетало, словно лист на ветру. Его дух был почти сломлен и разорван в клочья.

— Я не желаю это слушать, — сказал Сюэ Мэн, чеканя каждое слово, и с каждым этим словом захватившая его злость и ненависть становилась только глубже, — все это ложь. Ложь… сборища лжецов!

Сюэ Чжэнъюн хотел удержать его, но Сюэ Мэн уже развернулся и, грубо расталкивая толпу, вышел из Зала Даньсинь.

От начала и до конца он так ни разу и не взглянул на Мо Жаня.

На самом деле, обманывать мог кто угодно, но правда была такова, что в глубине души Сюэ Мэну уже все было ясно. Однако в этом мире есть много вещей, которые легко понять, но мучительно больно принять.

Двадцать с небольшим лет Сюэ Мэн благополучно плыл по течению жизни и, кроме смерти Чу Ваньнина, никогда не испытывал каких-то значительных душевных потрясений и испытаний. Именно потому, что до настоящего времени он жил, не зная бед, в сердце своем этот молодой человек так и не вырос, оставшись все тем же наивным ребенком, и сейчас это сыграло против него. Обладая душевной чистотой и непосредственностью ребенка, он так и не смог избавиться от свойственной детям грубости, безрассудства, невежества, импульсивности и резкости в словах и поступках.

Сюэ Чжэнъюн очень долго стоял в оцепенении, глядя ему вслед, прежде чем медленно сел на свое место.

Его молодость давно уже прошла, он почти разменял пятый десяток и на его висках серебрилось немало седых волос. Он не знал, сможет ли на ногах выдержать этот удар, и ему оставалось только сесть. По крайней мере, так ему было немного легче собраться с силами и успокоиться.

Лицо Му Яньли, в котором не было ни капли душевной теплоты, казалось, покрылось тонким слоем льда. Эта женщина говорила лишь по существу дела, и каждое ее слово опиралось на непреложные факты: