У Мо Жаня не было ни одного доказательства, чтобы оправдать себя. По указу местного магистрата он еще в зале суда получил тридцать ударов большой палкой, от которых у него лопнула кожа. После этого в ожидании окончательного приговора окровавленного и растерзанного Мо Жаня заперли в тюрьме. Заключенные насмехались и бранили его. У некоторых из них были дочери и, узнав о его поступке, они не стали сдерживаться и избили его. Кто-то даже хотел изнасиловать самого Мо Жаня… но тут вмешались тюремщики, которые не хотели еще сильнее раздувать этот скандал, так что в итоге его оставили в покое.
Той же ночью в тюрьму пришла Мо Нянцзы. В глубине души она прекрасно понимала, что на самом деле произошло, и, конечно же, была недовольна недостойным поведением своего не оправдавшего ожидания никчемного родного сына. Но что с того? Она была его матерью. Что бы ни случилось, мать всегда будет защищать и выгораживать своего ребенка.
Так что больше всего эта женщина боялась, что дознаватели проведут более тщательное и справедливое расследование, и если по каким-то деталям или мелким уликам они выйдут на ее дом, карающий меч правосудия неминуемо нависнет над головой семьи Мо. Разве смогут тогда мать и сын, подпрыгнув с высокой ветки, обернуться фениксами? Письмо того сыскаря, должно быть, уже доставлено на Пик Сышэн, и скоро глава Сюэ пришлет людей, чтобы забрать их. Она так много лет этого ждала, что от волнений и переживаний даже волосы на висках поседели. Слава и почет, статус и достойное положение в обществе — она и ее сын это заслужили. В последний момент она просто не могла позволить себе оступиться и допустить роковую ошибку.
Поэтому под прикрытием ночи она поспешила дать взятку начальнику тюрьмы и расследующим это дело чиновникам, умоляя их не углубляться в расследование этого дела, и всю вину списать на одного Мо Жаня.
Однако, возможно, из-за того, что совесть ее была нечиста, раздав взятки, Мо Нянцзы пришла навестить Мо Жаня в тюрьме. Кроме того, она принесла ему целую миску тушеной свинины.
— Мясо не отравлено, я не собираюсь тебя травить.
Сжавшись в углу, Мо Жань смотрел на нее. В паре черных с фиолетовым отблеском глаз, что устало и беспомощно смотрели на нее, она видела горечь, печаль и страдание. Так смотрят на людей быки, бараны, свиньи и собаки, которых привели на убой: со страхом и тоской, но в то же время со смирением, которое приходит, когда уходит надежда.
Мо Нянцзы вдруг почувствовала, что ее сердце дрогнуло и в душе что-то перевернулось. Ее так напугали собственные чувства, что она, быстро вскочив на ноги и ожесточив сердце, тихо и зло сказала:
— Так или иначе, ты все равно круглый сирота. Пусть и жаль тебя, но когда ты умрешь, никто не будет горевать. Я столько лет растила тебя, пришло время отплатить за мою доброту.
Мо Жань не проронил ни звука, не ответил ни да, ни нет.
Мо Нянцзы процедила сквозь зубы:
— Эту миску жареного мяса я даю тебе на дорогу. Съешь и в загробном мире не ропщи на меня… у меня нет другого выхода.
Голос затих, взметнулась длинная юбка, Мо Нянцзы развернулась и пошла прочь.
Еще никогда в своей жизни Мо Жань не ел тушеную свинину.
А теперь перед ним стояла целая миска. Какое-то время он смотрел на нее, но в итоге не стал есть и перевернул миску вверх дном, так что подлива из соевого соуса с красным перцем растеклась повсюду. Замерев, Мо Жань уставился на нее, вспоминая, как кровь вытекала из-под той изнасилованной девушки. В этот момент он вдруг почувствовал невыносимую тошноту и поспешил отвернуться, чтобы ухватиться за стену, прежде чем его вывернуло наизнанку.
Но чем его могло вырвать? Он был тем человеком, который ел одну рисовую лепешку в день. Лепешка давно уже переварилась, так что из него вышла лишь желчь и желудочный сок.
В ту ночь он так и не смог заснуть. Все его тело тонкой коркой покрывала засохшая кровь. Постепенно высыхая, она становилась ломкой и при малейшем прикосновении осыпалась словно старая ржавчина.
Он не разговаривал с другими заключенными, сидевшими с ним в одной камере, поэтому никто из них не знал, не только о чем он думает, но и жив он или уже умер.
Свернувшись калачиком, Мо Жань лежал в полном одиночестве. В полном одиночестве он медленно перебирал в голове множество воспоминаний, пытаясь переосмыслить и постичь то, что с ним случилось.
Там, во мраке грязной тюремной камеры, наполненной кислой вонью, смешанной с ароматом тушеного мяса, умер честный и наивный Мо Жань. Тем, кто выжил и снова открыл глаза, был Наступающий на Бессмертных Император Тасянь-Цзюнь, который впоследствии заставил в ужасе трепетать весь мир совершенствования… Именно тогда и так он обрел свой первоначальный облик.
Впоследствии это стало основой той захлестнувшей мир чудовищной ненависти ко всему живому, что вызвал к жизни Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия.
Глава 262. Цитадель Тяньинь. Последний акт этой драмы 18+
Предупреждение: 18+ пытки, жестокость