Хаски и его учитель белый кот. Том III

— Я и правда собирался умереть вместе со всеми в том огненном море, — какое-то время спустя сказал он. — Но когда очнулся, то обнаружил себя лежащим в кровати на Пике Сышэн. Тот самый господин сыскарь сидел у изголовья моей кровати. Увидев, что я пришел в сознание, он тут же крепко сжал мое плечо и сказал мне… отныне и впредь я и есть молодой господин Пика Сышэн, — Мо Жань сделал паузу, а потом с усмешкой закончил, — племянник дяди по отцу.

На ковровой дорожке, устилающей пол Зала Даньсинь, были вытканы цветы поллии. Безучастно уставившись на это буйное разноцветие, Мо Жань продолжил.

— Господин сыскарь побоялся, что в случае смерти Мо Няня не получит обещанное вознаграждение, поэтому, когда дядя вытащил меня из горящего Терема Цзуйюй и спросил у него, тот ли это ребенок, которого ему поручили найти, он утвердительно кивнул. Вот так всего один кивок того человека в один миг полностью изменил мою судьбу.

Наставник Сюаньцзин вздохнул:

— Будда Амитабха, благодетель Мо, неужели вас никогда не мучила совесть? Неужели за столько лет вы ни разу не хотели покаяться перед уважаемым главой Сюэ?

— Почему же не хотел? Когда я только очнулся, мне было очень не по себе, и я очень хотел покаяться в содеянном.

Взгляд Мо Жаня затуманился. Казалось, что сейчас он смотрит не вдаль, а сквозь годы прожитой жизни.

— Но узнав, что я очнулся, дядя… тут же пришел навестить меня, а тетя своими руками приготовила для меня длинную лапшу. Я помню, что в тарелке с лапшой лежало целых три поджаренных яйца, вырезанных в виде сердца, а сверху все это было посыпано мясным фаршем и густо полито мясным соусом. Она сказала мне… что после долгого беспамятства у меня может быть несварение желудка, поэтому лучше порежет все на мелкие кусочки, чтобы мне было легче проглотить. А потом пришел Сюэ Мэн и подарил мне целую коробку сладостей, — он медленно закрыл глаза. — Съев ту лапшу и цветочные пирожные, разве мог я просто взять и сказать им всю правду. Они так доброжелательно улыбались и так хорошо приняли меня… если бы я сказал, что поджег Терем Цзуйюй и убил их племянника и невестку… что тогда было бы? Я не смог им сказать, — прошептал Мо Жань. — Эти слова застряли у меня горле, и чем дальше… тем меньше я представлял, как такое можно произнести.

Настоятель Сюаньцзин лишь печально вздохнул, а Мо Жань продолжил свою исповедь:

— Я знал, каким человеком был Мо Нянь: он не любил работать, был ленив и беспечен. Поначалу было непонятно, как много о нем известно дяде, поэтому я старался подражать ему во всем. Позже стало ясно, что дядя ничего о нем не знает, так что я перестал считать его мерилом и больше не придерживался его образа жизни и поведения, — Мо Жань запнулся и после продолжительной паузы сказал, — если уж зрить в корень, между мной и всей семьей Мо Няня есть непогашенный кровный долг и глубокая вражда, но в итоге я занял место их родственника и стал для них самым родным человеком.

Все на Пике Сышэн были ошеломлены. Немало лично знавших Мо Жаня учеников и старейшин застыли в оцепенении, охваченные смешанными чувствами. Сюэ Чжэнъюн и госпожа Ван тоже молчали и пораженно смотрели на застывшего перед ними Мо Жаня.

От зеленого юнца до уважаемого всеми образцового наставника, этот ребенок буквально вырос у них на глазах. Но теперь им говорят, что с самого начала все это было одной большой ошибкой: Мо Жань вовсе не их племянник, более того, между ними стоят отнятые человеческие жизни и кровная вражда. Что тут можно сказать? Что тут можно сделать?

Сюэ Чжэнъюн этого не знал, и госпожа Ван тоже не могла этого понять. Они никогда не видели «Мо Няня», все добрые чувства, что они испытывали к старшему брату при жизни, после его смерти перешли ребенку по имени Мо Жань. Они в самом деле не знали, кто такой Мо Нянь, но они гладили Мо Жаня по голове, брали его за руку и лишь Мо Жань называл их «дядя» и «тетя». В душе Сюэ Чжэнъюна все слишком перепуталось.

В повисшей тишине Му Яньли сказала:

— Мо Жань, хотя вы достойны жалости, но совершили слишком много преступлений, чтобы их можно было простить. Сможете ли вы сосчитать, сколько их было? Вы понимаете, сколько зла вы причинили?

Мо Жань издавна не любил Цитадель Тяньинь, поэтому просто закрыл глаза и не стал ей отвечать.

Му Яньли презрительно взглянула на него. Ее исполненный торжественности голос разнесся по залу подобно звону храмового колокола:

— Вы зверски убили множество простых людей, сожгли целый терем, обманным путем получили высокий статус, прикрывались именем молодого господина… Кроме того, прекрасно зная о своем кровном родстве с семьей Наньгун, на горе Цзяо вы предпочли остаться безучастным зрителем, а затем, следуя непостижимому для нас замыслу, проникли в орден Гуюэе и совершили массовое убийство, залив кровью всю приемную… В конце концов, скажите, зачем это было, какова ваша конечная цель?

— Я уже говорил, что не убивал людей в Гуюэе. Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти действительно открыты, два мира переплелись, и тот «другой» человек — вовсе не я.