– Что именно он сказал? – спросила Рагнвёр. – Что, мол, он будет очень рад повидать таких выдающихся людей?
И приподняла бровь, давая понять, что сама считает это едва ли возможным.
– Он сказал, госпожа… – Хильдинг покосился на Свена и Годо, пристально на него смотревших, но он тоже достаточно хорошо знал свою хозяйку, чтобы понимать: она задала вопрос, желая услышать ответ. – Сказал, мол, пусть они приходят поскорее, а не то он…
– Что – он? Какую еще любезность этот медведь отпустил?
– А то он, мол, решил, что они пришли тут все завоевать.
– Хотели бы мы тут все завоевать – как бы он нам помешал? – Свен хмыкнул. – Незаметно, чтобы он собирался это сделать.
– Не давайте ему понять этого так явно, – посоветовала Рагнвёр. – Ведомил очень упрям, и чем больше с ним спорят, тем крепче он стоит на своем.
Это было ценное предостережение, как отметил Свен. Однако, думал он по дороге, пока они с Годо и еще несколькими хирдманами следовали за Хильдингом, нелегкая задача – водворить согласие между двумя такими упрямцами, как Годред и этот Ведомил.
Для этой встречи сыновья Альмунда оделись получше: в крашеные шерстяные рубахи с тонкой шелковой отделкой. Самых дорогих кафтанов они с собой в поход не брали, но, зная, что им придется проходить через чужие земли и договариваться с их хозяевами, запаслись нарядами и дарами: для князя Велебоя с Ловати, для владык земли Смолянской. Помня, какую важную услугу им оказали дары, поднесенные молодой жене булгарского сюр-баши Байгул-бия, Свенельд с не меньшим тщанием отбирал дары для жен: полосатые шелковые покрывала, сладкий изюм, серебряные перстни с рыжими, голубыми, лиловыми камнями, низки разноцветных стеклянных бус с «глазками» и волнистыми полосочками. Для Ведомила припасли десяток шелягов и шелковую шапку на кунице.
Отправились братья верхом, хотя от Сюрнеса до Ольшанска было недалеко. Сюрнес лежал на широком холме близ Днепра, хотя с самой рекой не граничил – гаванью ему служило небольшое озеро, с Днепром соединенное протокой. В этих местах Днепр был довольно узок и не выделялся среди бесчисленных славянских рек – он далеко уступал и Волхову, и себе самому в среднем течении. С двух сторон холм окаймляли овраги с подрезанными для большей крутизны склонами – по одному из них протекала речка Свинка, давшая городу название[47]
, – а стена из бревенчатых срубов защищала город не только со стороны поля, но сплошным кольцом. Смотрится очень внушительно, отметил про себя Свен, когда отъехал подальше и, оглянувшись, увидел весь город при дневном свете. Почти как земной Асгард, наводя на мысль о мощи и богатстве, что скрыты за этими стенами. Хольмгард, хоть его хозяева здешним не уступят ни родовитостью, ни богатством, а властью и превосходят, по сравнению с Сюрнесом выглядит тесным и обветшалым – с его подмытым валом и заплывшим рвом, на котором уже понастроили клетей и хлебных печей, чтобы место зря не пропадало. Но трем поколениям его жителей ни разу не приходилось отбивать нападения, а здесь, на перекрестке путей во все стороны света, видимо, есть чего опасаться.Внутри Сюрнеса теснились десятки дворов, больших и малых; здесь уже более ста лет селились варяжские торговцы, ремесленники, воины, и здешнее варяжское население было поколения на три старше, чем русы Хольмгарда. У них рассказывали, что еще при прадедах их вожди посылали посольство к Феофилу цесарю в Миклагард. Частью они привозили жен из-за моря, частью брали из местных славянок и голядок; по большей части русы Сюрнеса были местными уроженцами, но гордились тем, что возглавляет их настоящий конунг родом из Уппсалы, да еще и женатый на дочери другого конунга, норвежского. Заморянцы приезжали сюда часто – служить в дружине, торговать, поэтому северный язык тут был в широком употреблении, наравне со славянским. Между городом и рекой располагалось предградье, вдоль реки тянулись причалы, клети для товаров, корабельные сараи и мастерские, смолокуренные ямы и прочее торгово-лодочное хозяйство. Здесь много строили судов – килевых, на кованых заклепках, как было принято в Северных Странах, но небольших, на десять-пятнадцать человек, чтобы удобно было ходить по славянским рекам. Сейчас Днепр спал под ледяной кровлей и служил дорогой для саней, а укрытые лодьи ждали весны и новой воды под снегом, будто медведи в берлогах.
Городок Ольшанск размерам намного уступал Сюрнесу – он возник из обычного для этих мест древнего голядского святилища; низкие валы лишь отделяли священное пространство от обыденного, но служить защитой от нападения не смогли бы, Свенельд сразу это отметил. Святилище в середине площадки сохранилось, со стороны ворот стояли, как обычно в таких местах, две длинные обчины – помещения для жертвенных пиров. Оставшееся место вдоль вала заняли избы и клети, принадлежавшие Ведомилу и его родичам. Только скотный двор их находился снаружи, за валами – не держать же коров и свиней вблизи обиталища богов.