Хазарский меч

Унева опять села ровно, и Дивея принялась делить ее волосы на две части, чтобы заплести две косы. Унева сидела будто неживая, но вздрагивала каждый раз, как старуха ее касалась, и косилась назад, будто ожидала там великой опасности. Видя это, Ярдар косился то на нее, то на мать, мешая Озоре его причесывать. Та одергивала его шепотом; к счастью, пение снаружи заглушало это все.

Но вот наконец волосы Уневы заплели в две косы, уложили, покрыли повоем. Занавесь убрали. Собравшиеся дружно вскрикнули, впервые увидев лицо своей новой молодой госпожи… и в этот же миг Унева тоже вскрикнула и так сильно подалась назад, что ткнулась в стоявшую у нее за спиной Дивею и чуть не сбила с ног.

– Ай-ай! – Прижав руки к груди, Унева вскочила и отшатнулась, на лице ее был явный испуг.

Отчасти готовый к этому, Ярдар тоже вскочил и обхватил ее руками.

– Тише, тише! – шептал он, думая, что она испугалась, внезапно увидев перед собой два десятка незнакомых людей. – Это все наши, они тебя не обидят.

В душе Ярдар подивился: он не ожидал, что эта девушка, у себя дома такая смелая и уверенная, в чужом краю так упадет духом. Все невесты робеют поначалу среди чужих людей, но не до того же, чтобы кричать, будто вокруг звери!

Дивея встала перед ними с караваем, коснулась головы того и другого, потом Ярдар и Унева положили руки на каравай, и Озора связала их рушником. Ярдар повел невесту вокруг стола – раз, другой, третий. Вокруг них пели про то, как красила калинушка два луга, а молода Уневушка – два дома; пели про добрую долю, что велела молодым за одним столом сидеть, в одну сторону глядеть, из одной чары пить и одну речь говорить. Унева делала шаг за шагом, но Ярдар чувствовал, что она дрожит, и видел, как дергается ее голова, как расширенные глаза то обращаются к лицам вокруг, то сами собой жмурятся.

Да что же с нею такое! Ярдар сам не мог дождаться, когда обряд закончится; бегло оглядываясь, он видел, что и другие замечают странности невесты: то одно, то другое лицо удивленно вытягивалось, поющие рты замирали и приоткрывались.

– Уневушка, лебедушка, что с тобой? – шептал он, крепче сжимая ее руку под рушником.

Но она не отвечала, а лишь пыталась посмотреть на него, но тут же ее голова снова дергалась сторону, и она припадала к Ярдару, будто пыталась уйти как можно дальше от людей. Еще до того как они завершили третий круг и смогли сесть за стол, Ярдару стало ясно: с невестой что-то неладно.

Свадебное волнение быстро превращалось в острую тревогу. В дороге она была спокойна, с любопытством осматривала новые места и людей, у кого они ночевали. Не всучили ли ему порченую какую-нибудь, помешанную? Дождались дурака, что в первый же день, как ее увидел, и посватался! Ярдар напряженно вспоминал, не предвещало ли этого что-то раньше, но нет: у себя дома Унева была невозмутима, разумна и величава. Разве что тот сон, когда к ней приходила покойная сестра… Не сгубила ли ее покойница, не желая отпускать из дому? Не отняла ли разум?

Холодея от этих мыслей, Ярдар шепотом уговаривал Уневу потерпеть и сидеть спокойно, чтобы как можно меньше людей заметили ее нездоровье. Еще такого позора ему не хватало! Себя он заставлял улыбаться и даже подмигивал некоторым, кто на нее таращил глаза: невеста молода, чего с нее взять? Растерялась среди чужих…

Хорошо, что в свадебных обрядах сами жених и невеста ничего делать не должны. Дивея и Озора рассаживали гостей, Безлет и Хастен резали и раздавали части запеченного бычка, еще горячий пирог с курятиной; вручая куски родичам невесты, родичи жениха целовались с ними, в знак того, что пар пищи из родной печи чужих делает своими и они теперь одна семья. Молодыми есть пока не полагалось, и им только дали по пирогу за пазуху, чтобы съели, когда останутся вдвоем.

Но вот наконец гостям подали «вставальное яство» – горшок сладкой каши, накрытый блюдом. Это означало, что пиру конец, а молодым пора на покой. Овинов в Тархан-городце не имелось, но первую ночь молодые не проводят в жилом доме. Ложе из снопов устроили в клети: пока не собрали дань, она стояла пустая. Молёна, Озора и Мирава подняли Уневу и повели в клеть; Ярдар пока остался в избе выслушивать неизбежные советы и пожелания.

Но вот Озора вернулась, и Ярдар встал с места. Зажгли факелы – в семьях, где в предках были варяги, сохранялся этот обычай. При свете факелов хмельная толпа проводила Ярдара через двор; несколько отроков перехватили желающих юркнуть в дверь вместо него, завалиться на постель и требовать «выкупа места», и Ярдар наконец очутился в тишине клети.

Унева, в белой сорочке и с поясом, лежала в постели, устроенной на груде снопов, и ждала, когда супруг новобрачный развяжет этот пояс. Глубоко дыша, Ярдар приблизился к ней; он беспокоился, не зная, справилась ли она со своими странностями и готова ли к предстоящему.

Поначалу Унева смотрела прямо перед собой, только ноздри ее подрагивали. Когда Ярдар был в двух шагах, она подняла на него глаза… ее рот раскрылся, и она завопила во всю мочь.