Хазарский меч

Женщинам было велено немедленно приниматься готовить пир. Закололи бычка, накалили камни в «мясной яме», заложили печься, обложив тушу душистыми травами и обернув шкурой. Всем страсть как хотелось поскорее увидеть лицо невесты – их будущей госпожи; уже везде ходили толки, что она такая красавица – глаз не отвести. Было известно, что невеста совсем юна, две зимы как поневу надела, но ее высокий род внушал благоговение всем и досаду Дивее: та бранилась, что-де на старости лет заставят ее невестке кланяться. Сама она была из здешних же, но даже собственная родня косилась на старуху с насмешкой. И были причины: прошел слух, будто Ярдар велел матери перебираться к Озоре, обещая весной поставить ей избу, но жить с ней в одном доме он больше не хочет, теперь другая хозяйка имеется. «Согнал меня, сироту, родной сын из дому!» – причитала Дивея в поварне, глядя, как женщины готовят начинку для завтрашних пирогов; однако, судя по их взглядам украдкой, жалости старуха вызывала мало.

На другой день еще нескольким девушкам повезло: вместе с прибывшей из Кудояра женой Прибымира, Молёной, им доверили вести невесту в баню. Но наружу ее вывели опять под покрывалом; невеста держалась за один конец пояса, Молёна – за другой, и так они следовали от Упы по тропе в город и к избе Ярдара.

– Уж как отдали молоду на чужую сторону! – распевала Молёна, ведя «слепую» невесту за собой, как на привязи.

– Ох-тих-тих-ти! – подхватывали тархановские женщины; все, кто мог оторваться от стряпни, стояли на тропе, у ворот, у своих изб и подпевали по мере того, как невеста проходила мимо них. – Эх-тих-тих-ти!

Ее в избу-то ведут, приговаривают;

Ох-тих-тих-ти!Эх-тих-тих-ти!Уж как свекор говорит: «Нам медведицу ведут!»Уж свекровь-то говорит: «Медоедицу ведут!»А золовки говорят: «Нам непряху ведут!»Деверья-то говорят: «Нам неряху ведут!»

Они у печки сидят, все про то же говорят.«Дайте ночку ночевать – поосмелиться,Дайте по полу пройти – слово вымолвить,Уж ты, свекор, на полатях – ровно пес на канате,Ты, свекровь, у печи – что собака на цепи»…

Люди посмеивались, слушая эту шуточную перебранку, но в глазах, устремленных на покрытую невесту, смеха не было. Привезенная из такой дали, от чужих людей, белым покровом отделенная от живого мира, она и правда казалась чужой и потому опасной. Вспоминался тот летний случай с Заранкой: и дочь ведуницы, и девушка из чужих краев могли таить в себе нечто колдовское, нечеловеческое. Только когда она проведет ночь с мужем, ее можно будет считать в своих.

Вот дошли до Ярдаровой избы. Здесь стояли Дивея и заменявший покойного женихова отца Хастен, оба в медвежьих кожухах, вывороченных мехом наружу. Хастен усмехался, у Дивеи вид был самый недружелюбный. Как ни хорош был собой Ярдар, мало кто из девушек и молодух согласился бы поменяться местами с его невестой, чтобы в придачу заполучить такую властную и сварливую свекровь.

Сам Ярдар ждал в избе; Молёна передала ему конец пояса, и он ввел невесту в дом.

Народ толпился и в избе, и перед избой; дверь стояла открытой, но из-за множества людей холод не ощущался. По всему городу разносилось пение; те, кто стоял снаружи, не видели, что происходит внутри, и пели своим кругом, не слушая, что оют в избе. Жених и невеста сели посреди избы на лавку, покрытую медвежиной, между ними и прочими натянули широкий покров: всем видеть невесту еще не пришло время. К Уневе подошел Прибымир и стал снова расплетать ей косу, уже в последний раз. Унева сидела, опустив голову; из-за покрова и она ничего не видела. Рядом с ней Озора так же расчесывала волосы Ярдару, а снаружи пели:

Отставала лебедушка,Да отставала лебедь белаяПрочь от стада лебединого,

Приставала лебедушка,Да приставала лебедь белаяКо стаду ко серым гусям!

Закончив расплетать и расчесывать волосы Уневы, Прибымир бросил свой гребень за печь; за занавеску подошла Дивея, с другим гребнем наготове. Но едва она хотела коснуться головы Уневы, как та, бегло оглянувшись, вдруг вскрикнула и отшатнулась, так что почти упала на колени к Ярдару.

– Ох ты! – Ярдар поспешно подхватил ее. – Что ты?

– Не-не… ничего… – Унева смотрела на Дивею во все глаза и моргала.

Даже забыла, что ей не полагается разговаривать.