Хедвиг и ночные жабы

Чтобы догадаться, надо быть очень умной. Ведь бабушка ни разу не сказала об этом открыто. Зато, например, она говорила, как хорошо будет немного отдохнуть. А при смерти так не скажешь. Умереть – значит умереть, это не то же самое, что прилечь в гамак покачаться.

Потом ещё бабушка сказала, что ей хотелось бы ненадолго задержаться – посмотреть, как дедушка жарит яичницу. Умирающие так тоже не говорят. Скорее они скажут: вот бы ещё немного пожить – мне бы так хотелось увидеть, как Эрнст-Хуго будет жарить яичницу.

Ещё она сказала, что всегда мечтала попутешествовать.

Любой мало-мальски сообразительный человек легко догадается, как одно связано с другим: бабушка устала мыть посуду и готовить дедушке еду. Так устала, что хочет уехать. Она поедет в Италию смотреть эти самые руины. И чтобы никто её не догнал и не потащил обратно к кухонной мойке, она всех перехитрит и притворится, что умерла.

Одной только Хедвиг она оставила несколько подсказок. Возможно, для того чтобы Хедвиг не слишком сильно горевала.

Договорив, Хедвиг покусывает нижнюю губу.

– Ну, что скажешь? – спрашивает она и снова волнуется, как бы Стейк не решил, что она рассуждает как маленькая.

Стейк вжимается своей большой круглой башкой в окошко.

– Возможно, ты права. Жаль только, у нас нет доказательств.

– А нужны доказательства?

– Да, если хочешь знать наверняка. А ты ведь хочешь?

– Да…

Хорошо бы, конечно, знать наверняка. Будучи уверена, что бабушка жива, Хедвиг не станет грустить. А если это точно неизвестно, то на всякий случай лучше немного погрустить, но тут возникают сложности. В один день ей придётся плакать и кричать: БАБУШКА УМЕРЛА! А в другой – хохотать и веселиться, что бабушка так замечательно проводит время в Италии. Мама и папа, чего доброго, решат, что Хедвиг сошла с ума.

– У меня есть письмо с обещанием, – говорит она. – Годится?

– Ну… – Стейк уже начал краснеть от неудобства позы. – Смотря что в нём написано.

Письмо с обещанием по-прежнему лежит в маминой сумке, в маленьком кармашке рядом с губной помадой. Но Хедвиг помнит почти всё, что там говорится:

– Обещаю, что ты получишь моих оловянных солдатиков. Эстер Андерсон. И ещё там, кажется, было про то, чтобы я не сломала ружья.

– Этого мало. Такое письмо можно написать и перед смертью. Ну, завещание, знаешь.

Хедвиг вздыхает. Где-то далеко звонит телефон. Звонки смешиваются с фанфарами. Злобными, надрывными фанфарами, которые звучат снова и снова, отчего кровь приливает к ушам и они раскаляются, точно пламенеющие угли. Фанфары приближаются!

– Петух! – кричит Хедвиг. – Берегись!

Хедвиг кидается за дверь, сбегает по лесенке и сворачивает за угол. По дороге она хватает старую мотыгу, стоящую у стены.

Стейк кричит и воет, колотит и машет руками. Он не успел вытащить голову из окошка. На спине у него пляшет петух с острыми шпорами на лапах.

– На помощь! Сними его!

Хедвиг замахивается, петух забывает о Стейке и набрасывается на мотыгу.

– Быстрее! Вылезай! – кричит Хедвиг, косясь на окно кухни. Где же папа и мама, ведь они должны были услышать, что здесь творится.

– Я застрял!

– Нет, просто поднатужься! Скорее!

Блестящие крылья хлопают и шелестят. Злые глазки стреляют молниями; петух, не смолкая, кричит так, что кровь стынет в жилах.

Наконец Стейк высвободил голову. Хедвиг бросает мотыгу, и, надрывая глотки, они бегут к дому.

Петух, у которого от бешенства перья встали дыбом, кукарекает им вслед что-то про то, что если ещё хоть раз увидит, как какой-то толстяк лезет в его курятник через окно, то пусть пеняет на себя – за последствия он не отвечает!

– Тьфу ты чёрт, ну и псих! – кричит Стейк. – Давай быстрее, нам надо позвонить!

– Куда?

– В больницу!

– У тебя что, кровь?

– Надо попросить бабушку переслать доказательства. – Стейк останавливается на крыльце, и лицо его озаряется. – Знаю! Пусть просто пошлёт открытку, как только доберётся до Италии.

– Точно! Только не говори ничего маме или папе. Бабушка не хотела, чтобы кто-то знал.

– Нет, конечно. И пусть вместо подписи поставит Х, чтобы, кроме нас, никто не догадался.

Когда они приходят в кухню, мама сидит за столом. Папа стоит с телефонной трубкой в руке.

– Привет! – говорит Хедвиг. – Ты договорил? Нам надо позвонить!

Мама пытается улыбнуться. Но не папа. Папа плачет, потом вдруг роняет трубку и выбегает из кухни.

– Милый! – кричит мама и бежит за ним. – Потерпи, со временем станет легче!

Хедвиг просто смотрит на них.

– Что за цирк? – бормочет она.

Стейк садится на выдвинутый стул, на котором только что сидела мама Хедвиг. Воротник его майки весь жёлтый от куриного помёта.

– Ты что, не поняла? Мы опоздали. Она уже уехала.

Пропавшие вещи