Хемлок, или яды

—Боюсь, вы не вправе так поступить, ибо сам архиепископ Парижа вновь обратил мое внимание на ваши заслуги, которыми я всегда восхищался.

Охваченному страхом аббату Пиро пришлось подчиниться, и председатель остался доволен, хоть и не предполагал, что выбор его напрямую продиктован духовенством, разработавшим четкий план, как прекратить нападки маркизы на Пеннотье. Ламуаньон просто вытянул карту, которую ему ловко подсунули.

Горячо помолившись деве Марии, аббат Пиро отправился к отцу де Шевинье - ораторианцу, который доселе поддерживал (или пытался поддерживать) арестантку, и тот отвел Пиро к ней. Дело было утром, по окончании последнего допроса Мари-Мадлен. Обоих священников впустили в Консьержери, они поднялись по крутой винтообразной лестнице на башню Монтгомери и миновали закуток тюремщиков.

Поначалу ослепнув от яркого дневного света, Эдмон Пиро, наконец, увидел в кресле крошечную маркизу, которую расчесывала частым гребнем Дюбю. Он представлял арестантку совсем иначе - сфинксом с горящим взором или мрачной амазонкой. Но от этой хрупкости сердце его растаяло. Она встала и с распущенными волосами шагнула навстречу посетителям.

—Наверное, это вас, сударь, господин первый председатель отправил меня утешить, - сказала она аббату Пиро, - стало быть, с вами-то мне и придется скоротать остаток жизни...

—Я пришел, мадам, оказать вам все духовные услуги, на какие способен. Хоть я, конечно, предпочел бы сделать это в иных обстоятельствах.

—На все воля Божья, сударь.

И затем, повернувшись к ораторианцу:

—Святой отец, благодарю вас, что привели ко мне этого господина, и за все другие ваши любезные посещения... Впредь я буду разговаривать только с ним. Нам нужно кое-что обсудить с глазу на глаз. Прощайте, святой отец.

Надеялась ли она все еще повлиять на решение суда своей покорностью?.. Или просто хотела рассказать о себе?.. В любом случае, визит Пиро ее немного развлек.

Он влюбился с первого взгляда, неведомо для себя - так вода влюбляется в огонь: ведь Мари-Мадлен по-прежнему была привлекательна, точно волшебный аромат, который моряки называют «коклеван» [169]. Это чувство облагораживала любовь к Господу, и, сознавая свою миссию, Пиро пытался убедить маркизу, что она должна выдать всех сообщников, сообщить состав ядов и средства их нейтрализации. Он говорил экспромтом, смиренно опустив глазки на свои сложенные руки и указывая длинным носом в пол, а Мари-Мадлен молча слушала, лишь изредка перебивая, дабы сменить тему.

—

У меня такое чувство, что обо мне много говорят в свете и что с некоторых пор я стала притчей во языцех...

Ее глаза светились лукавством. Несмотря на нравоучения, Пиро ей нравился, она наслаждалась приятным женским голосом, так хорошо дополнявшим ее собственный обоеполый голос, и до самого конца не обращала внимания на его потные ладони.

Он говорил о ранах Господних, а Мари-Мадлен вспоминала, как носила лакомства в Главную больницу и видела там коросты, нарывы, гной, кровоточащие культи. Он говорил о той, в честь которой ее окрестили. Тьмы и тьмы полуобнаженных Марий Магдалин, на фоне пустынных далей или природных пещер, возводили к небу ртутные заплаканные взоры, опускали на черепа и бичи пухлые руки с красивыми блестящими ногтями, отливавшими россыпью жемчуга. Читать было нечего (впрочем, теперь ее не увлекла бы ни одна книга), и потому она расспрашивала Пиро о грехе и благодати, о том, как трудно будет добиться милости Божьей, - расспрашивала в таких словах и выражениях, которые выдавали ее невежество в религиозных вопросах.

Пиро говорил страстно и призывал уповать на божественную доброту. Тогда раздраженная, обессиленная неволей, измученная неизвестностью Мари-Мадлен принялась рассказывать о собственной жизни. Плакала она не от раскаяния, а от безутешной жалости к себе. Маркиза немного успокоилась, и когда вдруг захотелось в туалет, под благовидным предлогом спровадила аббата Пиро: она напомнила, что тот еще не отслужил обедню, и отправила молиться матери Божьей, пообещав, что по его возвращении обязательно расскажет подробнее о том, что пока сообщила только в общих чертах.

Никогда в жизни аббат Пиро не молился так рьяно. Он непременно спасет душу грешницы с именем раскаявшейся евангельской героини, прижмет к груди и вернет в стадо заблудшую овцу, а потом когда-нибудь напишет трогательную историю ее обращения. Он выдавал желаемое за действительное, подчинял реальность своим фантазиям, смешивал в молитвах Мари-Мадлен де Бренвилье и святую Марию Магдалину.

После обедни аббат вновь отправился в тюрьму, но задержался у консьержа. Выпив немного вина перед возвращением в башню, он встретил книготорговца из Пале-Рояля господина де Санси - маленького человечка, почти лилипута, который вечно суетился и всюду поспевал.

—Все кончено! - воскликнул тот, помахав перед носом Пиро своими лягушачьими лапками. —Не позднее, чем завтра, мадам де Бренвилье вынесут судебный приговор. И мне известно из надежного источника, что она уже знает о собственной участи.

—Приговор? - спросил Пиро, и в горле у него пересохло.