— ...Смотри, вот этот вот чувачок целится в тебя с арбалета, — он показала пальцем на игрушечного арбалетчика, — но в последний момент башмак пинает его и спасает тебя, потому что он, как и ты — старость уважает. — Она взяла и “пнула” его маленьким игрушечным башмачком. — Бедолага башмачок одинок, он истосковался по дряблой ноге... Но что это? Простолюдин, зевака, стоит, он — друг башмака, а значит и твой друг. — Она переставила ближе игрушечного простолюдина.
Я кое-как переварил эту информацию, мы медленно перевели взгляд друг на друга и через секунду заржали.
После вместе бродили по комнатам двухэтажного дома. В каждой комнате происходило целое приключение. Вроде бы уже столько времени прошло, но картина за окном не изменилась: всё ещё полуденное положение солнца, легкий ветерок поигрывает сочно-зелёными листьями деревьев на участке хозяев. И дневная луна как не при делах. А дело только двигалось к полудню.
В какой-то момент мы ползали по вершине шкафа-стены. Снолли, как шкодливая кошка, спрыгнула с него на спинку дивана, я же стремался.
— А этот твой Краеугольник... — донеслось до неё со шкафа.
— Что?
— Чтобырь его, что он из себя представляет? О чём там написано? — послышалось ей из-под потолка.
— Чтобырь состоит из нескольких частей, и я читаю их параллельно, а не по порядку, и немного вразброс, выбираю, что интереснее на данный момент. К примеру, первая часть — в основном что-то типа философская теория от Графа Краеугольного, его взгляд на вселенский быт, вторая — безумные притчи, из последних, что запомнились — про мальчика, который очень любил коров, потом ему с матерью пришлось уехать из села в город из-за пьющего отца, там у него начисто поехала крыша, но дела до его психического состояние ни у кого не было, пока почки не заболели, и тогда они вернулись домой и всё наладилось, потому что коровы.
— Это была история Фродесса? Ха-ха-ха.
— Ха-ха-хах-кх, не знаю как, но книга, — она швырнула в меня книгу про таракана, я брезгливо отбил её предплечьем, — вдохновляет, вызывает озарение, так после прочтения мне приходили идеи по развитию техник.
— Получается, Граф Краеугольный учит человека “саморазвитию”? Становление нечто большим, чем несамостоятельным творением высшего разума, уподоблению Богу? Так это ж опять каббалистика, сатанизм.
— Не, это чепуха тупая, что ты говоришь. Там гладко, хоть и не чётко. Там, прежде всего, обретение особого разума, способного отличить истину от лжи. Книга некорневые характеристики себя изменять учит, “надстройки” собственной личности — подчистую перелопатить, видеть глубже и дальше, находить гениальные решения в преодолении препятствий на жизненном пути, творить нечто уникальное, рождённое из собственной универсальной исключительности, понимать, что важно, а что не очень и, прежде всего, как обрести то, что тебе на самом деле нужно, для истинного счастья.
— Уж извини, но меня одолевает скептицизм. По мне и не скажешь, но за свою убойную жизнь я успел смириться с тем фактом, что извлечь из чьих-либо слов правду сложно как нечаянно уроненные нерасщёлкнутые семечки в кучке шелухи в тарелке выискивать.
Осенило! Чего бы там не удумал нашептать язык грешника, в Улинге, но сберёг меня до сего момента мой внутренний скептицизм, видимо, и впрямь переданный отцом не через кровь, а наставление. Должно быть это все та же причина, одна из причин, почему Зверь, как и все другие боги, так и не овладели моей душой.
— Рада слышать. Тогда тебе тем более понравится труд Графа.
— Надоел Граф, — я кинул в неё пыльный рулон чего-то, попав не рулоном, зато пылью, — как можно столько нахваливать что-либо в этом “конченом мире”?
— Не преувеличивай, всего лишь временная фанатическая одержимость какой-то диковинкой, однажды надоест, как это всегда бывает, чего ты, — она кинула в меня нож.
— У меня у... — нож пролетел в полуметре от стены с хорошими бледно-лазурными обоями, которые было бы жалко испортить, и попал в штанину мне. Благо, брошен был в шутку, еле-еле, так что отскочил от ноги без кровопролития.
– Эй! — воскликнул я. – Не бросайся столовыми приборами! Правила этикета кровью написаны, знаешь нет? Ха, а я в моменте подумал, что ты на меня рукой махнула, типа “ой, да брось”, а тут нож такой прилетает.
— Ха-ха-ха-ха!
— У меня и у самого так было, в какие учения только не уносило. И надоедало, везде фигня. Как ты и сказала тогда на рыжей лошади, похоже на духовное разводилово. В выигрыше остаётся божество, и никогда не наоборот.
— А-а, шкаф трещит, слазь быстрее!!! — вскрикнула Снолли.
— А-а-а!!! — быстро спустился я, подобно мешку с картошкой.
— Ха-ха, шучу! Шкаф надёжный, — похлопала она его в бок, ползая по спинке дивана.
Я взобрался на сестринскую вышину и потёр колено, которое стукнулось пару раз при спуске.
— А тебе не кажется, что мы тут уже часов двенадцать зависаем? — оглядывался я в поисках часов.
Снолли достала часы из своего рюкзака, что удобно устроился на диване возле нас.
— Мы тут всего пару с половиной часов.
— Неужели?!
— Ужели. Хотя сама в шоке от таких новостей.
— Скоро засидимся.