Химера

Удар застал ее врасплох. Она издала резкий крик боли, когда Кеничи наотмашь ударил ее по лицу. Толчок отбросил ее на другой конец модуля, Эмма натолкнулась на противоположную стену.

– Эмма! – позвал Джек. – Эмма!

Она ошеломленно дотронулась до разбитой губы.

– У тебя кровь! – заметил Николай.

– Что, черт возьми, у вас происходит? – отчаянно кричал Джек ей в наушник.

– Со мной все в порядке, – пробормотала она. И раздраженно повторила: – Джек, со мной все в порядке. Не переживай.

Но голова все еще гудела от удара. Николай привязывал Кеничи к койке, а Эмма ждала, когда пройдет головокружение. И поэтому сначала не слышала, что сказал Николай.

Затем заметила его недоуменный взгляд.

– Посмотрите на его живот, – прошептал Николай. – Посмотрите!

Эмма приблизилась к больному.

– Что за черт! – прошептала она.

– Эмма, не молчи, – произнес Джек. – Рассказывай, что происходит.

Она неотрывно смотрела на живот Кеничи – казалось, его кожа пульсирует, словно под ней что-то вскипает.

– Какое-то движение… у него под кожей…

– Что значит «движение»?

– Похоже на фасцикуляцию. Но она… движется по животу…

– Это не перистальтика?

– Нет, нет. Она движется вверх. Не по кишечному тракту.

Эмма замолчала. Пульсация вдруг прекратилась, и кожа на животе Кеничи снова стала гладкой.

«Фасцикуляция», – подумала она. Непроизвольные сокращения мышечных волокон. Это наиболее вероятное объяснение, но вот в чем проблема: фасцикуляция не может выглядеть как волнообразные перемещения.

Вдруг Кеничи открыл глаза и уставился на Эмму.

Кардиомонитор издал сигнал тревоги. Обернувшись, Эмма увидела, что линия электрокардиограммы мечется вверх-вниз по экрану.

– Желудочковая тахикардия! – крикнул Джек.

– Вижу-вижу!

Она включила дефибриллятор, затем пощупала пульс сонной артерии.

Вот он. Слабый, едва ощутимый.

Глаза Кеничи закатились, были видны лишь кроваво-красные склеры. Он все еще дышал.

Эмма смазала электроды дефибриллятора, приложила их к грудной клетке и дала разряд. Сто джоулей встряхнули тело Кеничи.

Его мышцы одновременно скрутил сильнейший спазм. Ноги принялись молотить по койке. Если бы не сдерживающие ремни, он бы метался по всему модулю.

– Желудочковая тахикардия продолжается! – воскликнула Эмма.

В модуль влетела Диана.

– Чем я могу помочь? – спросила она.

– Подготовьте лидокаин! – велела Эмма. – Ящик с пометкой CDK,[24] справа!

– Нашла.

– Он не дышит! – крикнул Николай.

Эмма схватила ручной респиратор и крикнула:

– Николай, придержи меня!

Он укрепил ноги на противоположной стене, подперши Эмму спиной, чтобы той было удобнее накладывать кислородную маску. Провести сердечно-легочную реанимацию непросто и на Земле, а в условиях микрогравитации это просто кошмар: серия сложных акробатических трюков, постоянно уплывающее оборудование, спутывающиеся в воздухе трубки, выскальзывающие из рук шприцы, наполненные драгоценными препаратами. Даже надавить на грудь пациента и то сложно – вас может отбросить к противоположной стене. Экипаж практиковался в выполнении этих действий, но никакая тренировка не способна подготовить к беспорядочному движению людей в замкнутом пространстве, к лихорадочной попытке спасти умирающее сердце.

Закрыв рот и нос Кеничи маской, Эмма сжала грушу ручного респиратора, подавая кислород в легкие. Линия ЭКГ продолжала метаться по экрану.

– Ввожу внутривенно одну ампулу лидокаина, – объявила Диана.

– Николай, еще разряд! – крикнула Эмма.

Немного поколебавшись, космонавт потянулся за дефибриллятором, приложил его к грудной клетке Кеничи и пропустил разряд. На этот раз сердце Кеничи пронзили двести джоулей.

Эмма бросила взгляд на монитор:

– У него фибрилляция желудочков! Николай, начинай массаж сердца. Я буду интубировать!

Николай отпустил дефибриллятор, и тот уплыл прочь, покачивая проводами. Укрепив ноги на противоположной стене модуля, он собрался надавить ладонями на грудину Кеничи, но внезапно отдернул руки.

Эмма посмотрела на него:

– Что случилось?

– Грудная клетка. Посмотрите!

Кожа на груди Кеничи пульсировала и извивалась. Там, где с ней контактировали электроды дефибриллятора, образовались две выпуклые окружности, от которых расходились круги, как бывает, если бросить в воду камень.

– Асистолия! – раздался голос Джека у Эммы в наушниках.

Николай продолжал потрясенно смотреть на грудную клетку пациента.

Эмма заняла место Николая, опершись о его спину.

«Асистолия. Остановка сердца. Если не сделать массаж сердца, он умрет».

Эмма не чувствовала ничего необычного, никакого движения. Просто кожа, обтягивающая анатомические ориентиры грудины. «Фасцикуляция, – пронеслось у нее в голове. – Это она. Другого объяснения нет». Закрепившись, Эмма начала надавливать на грудь пациента; ее руки заменили сердце Кеничи, качая кровь к жизненно важным органам.

– Диана, ампулу эпинефрина внутривенно! – приказала Эмма.

Диана впрыснула лекарство в капельницу.

Они посмотрели на монитор в безумной надежде увидеть там световое пятно.

11

– Вскрытие необходимо, – произнес Тодд Катлер.