Химеры старого мира. Из истории психологической войны

На X съезде В. И. Ленин выдвинул свой гениальный тактический план перехода от военного коммунизма к новой экономической политике для движения по пути к социализму. Известно, что военный коммунизм не являлся и не является необходимым этапом в развитии социалистической революции. Это был комплекс временных мероприятий, принятых в условиях экономически отсталой страны, разоренной четырехлетней империалистической войной, вынужденной, как в осажденной крепости, напрягать все силы для обороны от войск белогвардейцев и интервентов. Это была единственно возможная и правильная в условиях тех лет политика, позволившая советскому народу разгромить всех врагов. «Военный коммунизм, — указывал В. И. Ленин, — был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой» [113].

X съезд партии одобрил доклад В. И. Ленина о замене продразверстки продовольственным налогом, о допущении в известных пределах свободной торговли и деятельности частного капитала при сохранении командных экономических высот в руках государства.

Сущность новой экономической политики (нэпа), как подчеркивал В. И. Ленин, заключалась в укреплении союза рабочего класса с широкими массами крестьянства и упрочении на этой основе диктатуры пролетариата. Это было в известном смысле отступление для подготовки нового наступления. Это была политика, ориентированная на победу социалистических элементов в борьбе с капиталистическими и построение социализма в нашей стране.

В течение всего периода гражданской войны и иностранной интервенции буржуазная печать отождествляла военный коммунизм с условиями развитого социалистического или даже коммунистического общества. Все лишения, которые пришлось переносить рабочим и крестьянам в эти годы, буржуазная печать — рупор интервентов — с поразительным цинизмом относила на счет коммунизма. И конечно, переход от военного коммунизма к нэпу был сразу же провозглашен буржуазной печатью свидетельством неудачи «коммунистического эксперимента». Уинстон Черчилль, еще недавно хваставший, что он организует вооруженный поход 14 государств против Советской России, теперь стал активно развивать этот взгляд на нэп. Ленин, заявил Черчилль, очень поздно признал основы политической экономии (под этим подразумевалась «экономическая невозможность» иного строя, кроме капиталистического). «Урок России, начертанный пылающими письменами, — уверял Черчилль, — свидетельствует о полном крахе социалистической и коммунистической теории» [114].

Буржуазная печать лживо утверждала, что якобы сам В. И. Ленин «признал» факт крушения большевистской теории и этим мотивировал переход к нэпу. Газета «Таймс» уверяла, будто В. И. Ленин «открыто и без оговорок признает, что диктатура пролетариата потерпела фиаско и что нет другого средства против тех ужасных бедствий, которые она причинила и причиняет, кроме немедленного возвращения к капитализму в главных отраслях русской народной жизни»[115]. Какая бездна лжи, какая масса наглых подлогов в одном только абзаце статьи и притом напечатанной в газете, доброе столетие кичившейся своей «неподкупностью», «объективностью», «солидностью», «вескостью своих суждений» и кучей прочих превосходных качеств!

Нашему читателю, очевидно, нет особой нужды доказывать, что нигде В. И. Ленин не говорил, что «диктатура пролетариата потерпела фиаско». Наоборот, он как раз в это время дал глубокий анализ причин того, что она, преодолев бесчисленные невероятные сложности, выдержала все испытания. Ленинский гений нашел верный путь для дальнейшего упрочения диктатуры пролетариата и для постепенного вытеснения временно допускаемых элементов капитализма, о возвращении к которому мечтала «Таймс». Эти мечты кочевали из одной передовой статьи в другую.

10 мая передовица под заголовком «Безумие большевизма» разъясняла: «Единственный способ восстанозить Россию — возвращение к основным принципам того строя, разрушение которого было в течение трех лет ее официальной политикой»[116]. Еще одна передовая — и опять мечты о том, как только начнется возрождение российской экономики, «в России не останется места для фанатиков» (это наиболее «мягкий» термин, которым сдержанная «Таймс» именовала теперь большевиков)[117]. Впрочем, это не только и даже не столько мечты, сколько попытка создать у британской общественности определенную картину развития событий в России, внести свою лепту в пропаганду антикоммунизма. На этой же ниве усердно трудились и другие органы «твердолобых». Так, «Морнинг пост» требовала прекратить всякие переговоры с большевиками — это была бы поддержка режиму, «доживающему последние дни». Газета торжествующе писала, что если раньше говорили о свержении капитализма в Европе с помощью Советской России, то теперь о спасении капиталистической Европой Советской России[118].