«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994

Хотя что же особенного? То же самое происходило в лаборатории, куда попал Иона. На пятачке, забитом синтезаторами, анализаторами, компьютерами, инкубаторами. В пространстве, куда забрел Иона год или десять лет назад и прижился, как ни странно для него. Прижился и забыл. Забыл хануриков ради Брока, Стафа, Монни, Рив и Волосатика, который Магнус. Правда, все в лаборатории зовут его Волосатик, но заглазно. А так: Магнус. И никаких сокращений: Маг, Агнус или Гнус. Хотя Иона и пытался по привычке. Но отсоветовали. Стаф отсоветовал, потому что уже сообщил Волосатику, который предостерег.

Вообще, забавная ситуация царит в лаборатории. Все говорят обо всем. Ничего не скрывают. Никого не стесняются. И о прошлом тоже. Скажем, Брок — ветеран Вьетнама. Дефолианты, стимулянты, ночные кошмары, ужасы — сфера его разработок. Или Стаф. Прежде — Астаф. Угоны самолетов. Красные бригады. Черные списки. Контрасты состояний: страх смерти — счастье выживания. Коктейль генетической памяти. Национальное движение аварцев, готтентотов, татар или скифов. Никто не знает точно, потому что ничто не скрывается и все висит в воздухе. Или Монни. Гермафродит. Редкостный экземпляр. Потому что Волосатик, который Магнус, любит все натуральное. Его мечта — синтезировать натуральные чувства. Хотя синтез и натура — антитезы, соединенные третьим законом термодинамики. Но если разобраться, кто-то и натуру синтезировал. Хотя бы в начале. Для закваски. Монни. Монстр. Монна Лиза. Он (или она) всем себя показывает время от времени. Для стимуляции. Вот, мол, на что способна натура. Самая замечательная в лаборатории — Рив. Мимикрия чувств. Ведь розовеют же от стыда. Или чернеют от горя. Еще Гиппократ писал о влиянии желчи на темперамент. Зеленеют же от злости. Все это область натуральных чувств. Чувствуют же кожей. Такова Рив, которая может алеть, как рассвет над Атлантикой. Чернеть, как шторм в Патагонии. Зеленеть, как агава. Или желтеть, как желток. Как желтое тело над оплодотворенной яйцеклеткой. Рив чем-то напоминает Лилового. Хотя Лиловый был воплощением ламаркизма. А Рив — эволюционного эгофутуризма и революционного неодарвинизма.

Волосатик же, который Магнус, — шеф.

Столько работы навалилось на Иону, что он забыл своих хануриков. У него апартамент в кондоминиуме^[53]

. Он — представитель крепкого среднего класса. С ним все — о’кей! Он синтезирует состояние Улыбки.

А в Тыстемаа ханурики сползались, сходились, сбегались по утрам в тростники из ночлежек, летних дачек, подвалов. Пляжники ежились и закутывались в полосатые полотенца и цветастые халаты. Только бы не видеть Лилового, Челюсть, Смычка, Рогулю и Скалапендру. Только бы не попадаться им на глаза!

Один только Замок, белевший на холме над тростниками, не давал ханурикам покоя. Замок висел над хануриками и над пляжниками, как белая громадная скала, готовая сорваться с холма. Ханурики враждовали с Замком. Они, Иона помнит, как они ненавидели Замок. Это объединяло компаиьицу. Пляжники боялись Замка. Страх перед Замком объединял пляжников.

В Замке презирали хануриков и презирали пляжников. Хотя и в презрении есть свои оттенки. Ханурики казались обитателям Замка мерзкими. Пляжники — ничтожными.

Иона начинает вспоминать хануриков. Первую — Скалапендру. Что ни говори, давнишняя привязанность. Но пересиливает себя, откладывает на потом.

Лиловый. Он первым из хануриков достигал Тыстемаа. Захватывал самый отдаленный и дешевый подвал, называвшийся им игриво — «бельэтаж». Лиловый славился разветвлениями венозной сети. Казалось, он дышал кожей. Как лягушка. Лиловая, человекоподобная. Еще до образования компаньицы хануриков Лиловый, бывший тогда нормально бесцветным, выпил бутылку политуры. Его откачали в реанимации. Но кожа осталась выкрашенной навсегда. Во времена переписи жителей Великого Пространства не знали, куда его отнести. К ханурикам он прибился, перекочевав в Европу из-под Читы, где по вечерам кормился вокруг биллиардных столов. В Чите — знаменитая биллиардная. Шар за борт вылетит — Лиловый подаст. Мелок раскрошится — из кармана новенький достанет. Пустая бутылка громыхнет — за пазуху припрячет. Лилового жалели. Мать родная ему была неизвестна. Сам-то он обнаружился замотанным в тряпье на крыльце барака. В страшный год террора. Почему он выбрал Тыстемаа? Зачем прибился к ханурикам? Почему другие выбрали и прибились? Зачем? Лиловый пришел сюда за Смычком. Смычок — за Челюстью. Челюсть — за Скалапендрой. Скалапендру защитил от Замка Рогуля, который теперь Иона.

Выходит, никто не виноват. Один тянется за другим. Или за другой. Влечение. Хемотаксис. Вроде магнитного поля. Лиловая стрелочка на север. Красная на юг. Смычок с севера прилетел.