Рогуля знал, что способность Скалапендры жалить ограничена тростниками. Их дачка располагалась вдали от Океана. В старой части Тыстемаа. В глубине яблоневого сада. Одной рукой он держал яблоко. Перед губами Пэн. А другой ласкал ее груди. И прикасался к ним губами. И притрагивался зубами.
— Ты яблоко. Белый налив.
— Любимый мой. Ты один у меня…
— А… — хотел Рогуля спросить про Архитектора. — А… тростники?
Но она поняла. Поняла про другого. Но поняла и правду вопроса.
— Ты. И тростники.
— А кто любимее?
Она толкнула Рогулю коленками в живот и увлекла в себя.
— Ты… тростники… — лепетала она, пока могла что-то произносить, пока не засмеялась и не заплакала одновременно.
Под утро Рогуля, который Иона, знал все. Вернее, про ее роман с Архитектором он знал и раньше. Не надо быть фантеллистом, чтобы увидеть в глазах женщины отчуждение. Он это видел целый год, пока достраивался Замок. Вернее — те самые детали, которые превращали его в Корабль, способный преодолеть даже тростники, чтобы достигнуть Океана. Вожди торопили. Все могло произойти с Великим Пространством. Им надо было приготовиться к внезапному бегству.
Фантеллические способности Рогули были напряжены до предела. И в этом тоже крылась причина его тогдашнего охлаждения к Ля. И, соответственно, ее к нему. Рогуля не мог в такие периоды ничего, кроме созидания перехода. Фантеллизм и земная любовь несовместимы. Но ведь и она знала, что с Архитектором ненадолго. Что это пройдет, схлынет, как весеннее половодье или как сок под корой кленов и берез. А тот вообразил. Нацелился. Рогуля ведь по простоте душевной открыл Архитектору возможности Замка, ставшего Кораблем.
Кораблем, бороздящим тростники, чтобы выйти в Балтику и в открытый Океан.
Скалапендра знала, что ей необходимы тростники. Как Рогуле — Великое Пространство.
Вождям можно. Вклады. Отчужденность. На чужбине. И внутри Великого Пространства. Отчужденность и способность подавлять. Вождям одинаково везде. А Рогуле и Скалапендре — крышка. Погибнут тростники. Рогуля и Скалапендра, если не умрут, будут влачить. Как он однажды в Гонолулу. Вспомнить страшно.
Архитектор настаивал:.
— Узнай секрет последней лепнины у Рогули. И Замок выйдет в Океан. Черт с ними, с тростниками. А там разбежимся. Мы с тобой. Рогуля еще куда-нибудь. Вожди — в Швейцарию.
Слава Богу, Рогуля находился тогда в фантеллизме и не поддался.
Архитектора похоронили около стены Замка. Посмертно увенчали. Назвали улицу. Среди Вождей поднялся вой, взрыв негодования, потом смятение и страх — что будет с ними, если Великое Пространство начнет сотрясаться. Но обошлось. Страхи улеглись. Решено было ждать с отходом.
Скалапендру выслали из Замка. Рогуля потащился за ней.
И вот они лежат в обнимку в мансарде и толкуют об опасности, опять нависшей над тростниками. Над их компаньицей. Над последним островком. В конце концов над Скалапендрой. Кем она станет без тростников? Рогуля понимал, что их сближение связано с этим страхом. Страх рождался взрывами, потрясавшими страну Великого Пространства. У нее — один страх. У Вождей — другой. Им надо бежать любой ценой. Ей — остаться и сохранить тростники. Рогуля все это понимал. Близость, рожденная страхом. Ну что же из того! В Помпеях он видел тела, переплетенные судорогой любви и страха и отлитые в лаве извергнувшегося Везувия. Он также видел кинохронику времен войны с Японией, когда в яме, образованной Бомбой, обезумевшие от страха люди утешались случайной любовью.
Наутро среди хануриков — на пятачке между сточной канавкой и заливчиком, где размножаются пиявки и инфузории, — царило уныние.
— Лиловый прав. В городе полно слухов об уничтожении тростников, — вымолвил Смычок. Впервые он не раскрыл футляра.
В цвет Лиловому туча поплевывала на компаньицу. Скалапендра лежала неподвижно, запеленутая в кусок брезента.
Остальные молчали.
— Вы куда, деточка? Еще рогуликами не торгуют, — проводил Иону Лиловый.
Иона вернулся в Замок. Вожди ждали его. Иначе откуда бы лежать пропуску. У Вождей не было дара фантеллиэма. Они ориентировались. Где, что и почем. Архитектор не закончил самую малость. И слава Богу. Тогда — конец тростникам. Замок-корабль уничтожил бы их, двигаясь к Океану. Скалапендра знала и ужалила. Больше ничто не могло помешать Рогуле. Еще одна фантеллия. Корабль перелетит над тростниками. Вместе с Вождями. И с ним — Рогулей. Ионой-странником. Гонолулу так Гонолулу. Загонолулия. Америка. Зато тростники останутся шуршать и слушать Смычка Пляжники ничего не заметят. Корабль выпорхнет из Замка как птенец из яйца. Пляжникам хватит и скорлупки. Для порядка. И легенды о Скалапендре, которая ужалила устрашающе.