Хищники

Арсений Николаевич предположил: народу здесь не очень много и с такой фамилией затеряться просто невозможно.

Парень улыбнулся белозубым ртом, задорно ответил:

— А у нас тут любой мудрый… — И легко двинул автомахину с места.

Его ответ озадачил Резвых. Но он ошибся, что рядом никого не было. Из окна дома высунулась девичья голова в косынке, из-под которой кокетливо выглядывала челочка.

— Не обращайте внимания на Гришку, — сказала она. — Они все такие — из секции шизб, — покрутила около виска пальцем девушка. — Вы приезжий, да?

Арсений Николаевич обрадовался и закивал:

— Да вот ищу паренька с вашего мостопоезда… Не поможете?

— А кого?

— Любомудрого.

Девушка, бросив «подождите», исчезла в окне и вскоре появилась в дверях. В джинсах, заправленных в короткие резиновые сапожки, рубашке мужского покроя, которая как раз подчеркивала нежность и хрупкость ее фигурки.

Резвых объяснил девушке — ее звали Рита, — что приехал повидать парней, которые побывали в воскресенье в заповеднике Кедровый, и хочет, как депутат, пригласить их выступить с художественной самодеятельностью, а заодно рассказать о стройке.

— Кто именно из «любомудрых» вам нужен? — поинтересовалась Рита.

— А что, разве у вас их много? — осторожно спросил Арсений Николаевич.

— Да человек пятьдесят наберется, — серьезно ответила Рита.

— Пятьдесят? — удивился Резвых, думая, что его разыгрывают.

— Так это члены нашего клуба, — сказала девушка. — А как они выглядели? Ну, что были у вас?

— Один такой невысокий, бородка клинышком, на левой брови шрам… — попытался объяснить Арсений Николаевич.

Девушка задумалась.

— Нет, не могу сказать, кто это, — сказала она и повела Резвых к соседнему деревянному домику, на фасаде которого трепыхался мокрый красный флажок, из чего Резвых заключил, что в этом здании скорее всего средоточие общественной жизни крохотного поселка: Советская, партийная и комсомольская власть.

По пути Рита объяснила, что у них действует что-то наподобие клуба, который называется «Любомудры».

— Интересное название, — сказал капитан, размышляя о том, что задание у него, оказывается, не такое простое.

А девушка трещала без умолку, рассказывала, что в Москве в начале прошлого века существовал тайный кружок, в который входили Одоевский, Кюхельбекер и другие декабристы. Именовался он «Обществом любомудрия», а его члены — «любомудрами». Они издавали журнал «Мнемозина», где печатались даже Пушкин и Грибоедов…

— Мы создали свой клуб, а как назвать — не знали, — продолжала Рита. — Думали, спорили на комсомольском бюро. И кто-то предложил: а не назваться ли «любомудрами»?…

Они подошли к дому. Возле него стоял щит, на котором висел плакат: «Привет проходчикам бригады Красько! 130 метров вместо 75 по норме!» А внизу кто-то приписал карандашом: «Хотите верьте, хотите нет!» И еще, уже шариковой ручкой: «Не мог добавить 10 — и новый всесоюзный рекорд!»

Рита пригласила Резвых в дом и толкнула дверь с надписью: «Оставь сомнения, всяк сюда входящий!» Арсений Николаевич это изречение читал, но где именно, припомнить не мог.

Комната, в которую они вошли, напоминала не то музей, не то красный уголок. В нее заглянул востроносенький паренек и позвал Риту.

— Ой, извините, я сейчас, — сказала девушка Арсению Николаевичу. — Вы пока осмотритесь. — И вышла.

Резвых с любопытном оглядел помещение. На стенах висели фотографии диковинок — странный утес над рекой, удивительно напоминающий голову ребенка; аист, устроившийся на башенном кране; загорелый, обнаженный до пояса улыбающийся парень, державший в руках метровую рыбину. Капитан узнал белого амура. Но поймать такой редкостный экземпляр действительно рыбацкое счастье. Фотографий было много, глаза разбегались. Тут же были развешаны к рисунки, выполненные красками и карандашом.

На полках красовались куски малахита, яшмы, друзы горного хрусталя. В углу комнаты стоял небольшой деревянный божок, а на одной из стен развешано шаманское одеяние — куртка из вывернутой шкуры оленя с нарисованным на спине скелетом, головная кожаная повязка с перьями и плетка.

Посреди комнаты стоял стол, на котором громоздились альбомы с фотографиями. Столик был небольшой. А по стенкам притулились крохотные табуретки, сбитые, наверное, самими членами клуба.

То, что «любомудрых» было пятьдесят, затрудняло задание Арсения Николаевича: если те четверо скроют, что были в Кедровом в день убийства Авдонина, как их опознать? Был, правда, составленный Гаем словесный портрет парня с ружьем. Но это ведь не фотография. А сам Арсений Николаевич его не видел.

И он стал размышлять, как себя вести, чтобы, с одной стороны, не вызвать подозрений, а с другой — побольше выведать у Рита об этих самых туристах.

Девушка вернулась, извинилась, что оставила Резвых одного.

— Те ребята, которые были у вас, чем интересовались? — спросила она.

Арсений Николаевич сказал, что расспрашивали о красном волке.

— Ага, — обрадовалась Рита, — значит, био…

Пододвинув к столу две табуреточки-крохотульки, она на одну из них пригласила сесть Резвых, а сама устроилась на второй и стала листать альбом с фотографиями.