Но «процесс пошел» сразу же после визита к Аденауэру в сентябре 1954 г. посла США Мэрфи и посещения Бонна госсекретарем Дж. Ф. Даллесом. Через четыре дня после последнего события конституционный суд все-таки назначил начало процесса на 23 ноября 1954 г. Американцы готовились к первому после 1945 г. совещанию четырех держав-победительниц (СССР, США, Великобритании и Франции), намеченному на июнь – июль 1955 г. в Женеве. А там Даллес собирался поставить вопрос о происках мирового коммунизма. Задачей ФРГ в этом смысле была подготовка соответствующих доказательств. С целью помощи западногерманским борцам против коммунизма на немецком языке был срочно издан отчет комиссии сената США по борьбе с подрывной «антиамериканской» деятельностью (комиссию вместо спившегося сенатора Маккарти возглавил сенатор
Маккарэн). Многие пассажи этого документа были затем использованы в обвинительных материалах правительства ФРГ (например, следующие «обвинения»: «Коммунистическая партия США верна марксизму-ленинизму» и «партия должна быть теснейшим образом связана с массами»). Офицер американской разведки присутствовал на процессе против КПГ под видом немца-эксперта. СМИ США открыто указывали на «образцово-показательный» характер суда над компартией, который надлежало повторить и в других странах.
Начавшийся в ноябре 1954 г. в Карлсруэ процесс сразу же едва не оказался в тупике. Ведь компартия Германии была официально разрешена всеми союзниками (в т. ч. и США) после 1945 г. как демократическая антифашистская партия. А ведь и тогда она была марксистско-ленинской. Конституционный суд, проявив чудеса казуистики, установил, что союзники, оказывается, дали в 1945 г. лишь «негативное» определение демократии – «антифашистская». А Основной закон ФРГ, дескать, превратил «негативную» дефиницию в «позитивную». Представитель правительства ФРГ эксперт МИД ФРГ Кауфман был еще более откровенен. Он назвал Потсдамские соглашения четырех держав «интервенционистскими мероприятиями» союзников, которые противоречат международному праву7
. Излишне даже говорить о том, в какой партии Кауфман состоял до 1945 г. – естественно, в НСДАП.Первоначально суд в Карлсруэ был вынужден признать, что само по себе несогласие какой-либо партии с принципами общественного строя ФРГ не является достаточным доказательством ее антиконституционности. Необходимо еще и наличие «активной боевой и агрессивной позиции по отношению к существующему строю».8
Но суд быстро «подправили», и вскоре он уже говорил о достаточности общего политического курса КПГ для ее запрета.В своей защите компартия ссылалась и на так называемое «право на сопротивление», закрепленное, кстати, в конституциях ряда земель ФРГ, в т. ч. Бремена и Гессена. КПГ приводила многочисленные примеры нарушения конституционных прав и свобод в стране, что давало населению право на противодействие. Тем более что это противодействие осуществлялось в законных и ненасильственных формах (демонстрации, забастовки). Следует отметить, что «право на сопротивление» действиям органов государственной власти появилось в ФРГ как реакция на произвол нацистов, которые формально после 1933 г. придерживались законов Веймарской республики.
Применив на деле пословицу «закон что дышло…», конституционный суд дал свою трактовку «права на сопротивление» в «консервативном» смысле. Получалось, что прибегать к забастовкам и демонстрациям можно было только после того, как были бы исчерпаны судебные методы отстаивания своих прав. Такие юридические «новации» вызвали законное возмущение западно-германских профсоюзов.
КПГ представила суду детальные доказательства своих тезисов о том, что в кабинете Аденауэра много реваншистов, представителей бывшей НСДАП и союзов предпринимателей (именно эти утверждения коммунистов им же и инкриминировались в качестве образцов подрывной деятельности). Так, например, министр по общегерманским вопросам правительства ФРГ Якоб Кайзер говорил, что под германским единством он понимает не только присоединение ГДР, но и Австрии, части Швейцарии и Эльзаса-Лотарингии. Другой министр, Вальдемар Крафт, назвал «глупцами» тех, кто требовал восстановления Германии в границах 1937 г. Оказывается, помимо этого следовало отстаивать права на Данциг (Гданьск), Судеты и Мемель (Клайпеду). Разоблаченный позднее как военный преступник министр Теодор Оберлендер публично «обиделся», когда его упрекнули в том, что он еще недавно желал для Германии колоний на Востоке. «Я желаю их еще и сегодня», – «подкорректировал» своих критиков Оберлендер. Впрочем, этот человек всего лишь был последовательным в своих убеждениях. Он командовал в 1941 г. батальоном украинских националистов «Нахтигаль», «прославившимся» массовыми расстрелами евреев, русских и поляков на оккупированной территории Советской Украины9
.