Хочешь мира — готовься к войне (СИ)

— За белобрысого ублюдка ответишь, — прошипел сквозь зубы Виктор. Пожалуй, следовало бы признаться себе самому, что он переоценил собственные силы. Он видел перед собой яростное напряженное лицо Бека, закушенные губы, капельки пота, стекающие по его шее. Он чувствовал пряный острый запах смазки, химический запах латекса, запах пота и духов Милы. Он чувствовал, как сжимаются ее губы на его члене, как головка проникает глубоко в сжимающееся горло. И его просто выносило от переполняющих ощущений. Выносило напрочь.

— Хочешь получить нас обоих, дорогая? — Отабек остановился фактически за секунду до оргазма Милы. Или Виктора. Не понять. В ответ Мила только развратно застонала и отстранилась, выпуская изо рта налитый член Виктора. Сжала мышцы, обернулась, глядя на Отабека бешеными глазами.

— Надеюсь, ты сейчас не пошутил, Бек, — почти угрожающе прошипела она.

— Спросим Виктора? — Бек выскользнул из нее, заменив член пальцами, почти невесомом дразня и проверяя степень растяжения. — Ты же примешь нас обоих?

— Черт, да!

— Черт? Или да? — Виктор выпрямился в кресле, пытаясь понять, сумеет ли он подняться и дойти до постели, или ноги его все-таки подведут? Сможет. Впрочем, можно поупражняться и в кресле. Если сползти пониже — его ноги станут отличной опорой. — Если да, то иди сюда, милая. И Бек… резинку.

— Кажется, кто-то здесь стал очень и очень ленивым, — Отабек улыбнулся, освободил руку и встал. Помог встать Миле, походу облапав ее за задницу и оставив смачный поцелуй, а потом повел ее к кровати, наградив Виктора очень выразительным взглядом.

Виктор не спешил, давая себе время на то, чтоб успокоиться. Несколько снизить градус напряжения и возбуждения. Оставил шмотки там же, на кресле, выудил из кармана брюк презерватив. Залететь Милка не должна ни при каких обстоятельствах.

— Кажется, кто-то здесь стал очень и очень разговорчивым, — он подошел к кровати, присел на край, поймал Милу в объятия, зубами чувствительно прихватил тонкую кожу на бедре так, что наверняка останется след.

Она выгнулась, вывернулась, чувствительно царапнув его по плечу. Повернулась к Отабеку, склонилась к его паху, лениво лизнув член и, надавив на плечи, заставила его откинуться на кровать. Тот вскинул бровь, но послушался. Лишь зашипел сквозь зубы, когда она оседлала его и опустилась на почти каменную плоть.

Несколько размеренных глубоких движений, и Виктор встал, сжал ее бедра, вынуждая остановиться, замереть, буквально вытянуться на Отабеке, приставил головку к влажному входу в ее тело и осторожно надавил. Плоть подалась неохотно, и он скользнул внутрь, чувствуя, как проезжается по твердокаменной плоти Бека, каким-то совершенно запредельным эхом улавливая хриплый протяжный стон Милы и свой собственный.

Пауза. Чтоб дать всем троим отдышаться. Чтоб перестали плясать под зажмуренными веками алые мошки. И осторожный пока что толчок, сопровождаемый тяжелым звонким шлепком ладони по заднице, все еще обтянутой красным кружевом.

— О-а-а, да-а-а… — восторженно выдохнула Мила, ерзая на двух членах, словно растягивая себя под них и заставляя мужчин еще сильнее стискивать зубы. Это было странно — так чувствовать друг друга. И даже можно было накрыть ладонями чужие пальцы, впившиеся в девичьи бедра. Бек дышал тяжело, почти загнано, грудь и плечи блестели от выступившего пота, а абсолютно пьяный взгляд, казалось, не мог остановиться на одном предмете, перебегая с одного на другое, пока не зацепился за лицо Виктора. Встретивший с ним глазами, Отабек облизнул пересохшие губы и опустил ресницы, шепча едва слышно:

— Ну что, детка, ты готова?

— Да, — Мила подалась вперед, на миг закрывая его от Виктора, впилась губами в губы. — Да!

И Виктор без слов наподдал бедрами, вынуждая ее упасть, обеими руками цепляясь за простыни. И сильнее, увереннее, резче, чтоб она больше не касалась губами губ Отабека, и в довершение склонился, кусая за шею совсем как заправский вампир, впиваясь пальцами в бедра, пятная кожу следами.

Как же хочется самому вцепиться губами в его губы, пить сухие колючие выдохи, стиснуть пальцами крепкую шею. Черт.

Отабек понял. Он всегда все понимал в одного взгляда. И сейчас потянул Милу к себе, вжал лбом в свое плечо и приподнялся Виктору навстречу. Сдвинулся внутри Милы, и та почти заверещала от враз обострившихся ощущений, но Бек видел только горящие Витькины глаза. Так близко… Чуть податься вперед…

…и вжаться губами в губы. До боли, до горечи. Чтоб чувствовать острый терпкий запах, чтоб царапаться о щетинки, от которых он так и не избавился утром. Хорошо, просто крышесносно хорошо.

Они двигались в одном ритме даже сейчас, когда между ними тонкое напряженное тело женщины. Они все равно останутся одним целым, изломанные, искореженные, изувеченные когда-то. Останутся одним, ведь даже сейчас им хорошо. Особенно сейчас.