Хочешь мира — готовься к войне (СИ)

Юрка выставил перед собой ладонь, не позволяя ему приближаться. И в глазах плеснула паника. Не страх, не ярость с ненавистью. Паника. Стоит только прикоснуться, и он не выдержит. Не сумеет просто. Это выше его сил, не касаться, не целовать, не любить. Не хотеть. Он чувствовал. Слишком много всего чувствовал для того, чтоб оставаться безучастным. Отабек был прав, когда говорил что проще перепихнуться и забыть. Если б только перепихнуться. А если хочется постоянно быть рядом? Всегда. Видеть его, говорить с ним, быть с ним?! Как это называется?

— Не провоцируй меня, Юри.

— Не могу, — тот тоскливо улыбнулся, качнулся вперед, мягко коснувшись словно для этого подставленной ладони. Замер так на несколько долгих секунд и медленно отстранился, еле успев удержаться за спинку, когда машина резко повернула. — Прости.

Юрка стиснул в горсти его футболку помимо воли, точно помогая удержаться и не завалиться на бок.

— Я тебя… люблю. Но простить не получается.

— Любишь? — одними губами выдохнул Юри. Его глаза на миг расширились, а в зрачках заполыхал огонь. — Ты меня… любишь? — Он не верил, не мог поверить. Словно когда-то раз и навсегда решил для себя, что все это — не для него. Он накрыл ладонями Юркины запястья, несильно сжал, лаская подушечками пальцев кожу над бьющейся венкой. — Прости… я не знаю, что сказать… Я счастлив. И мне больно.

Юрка отпустил мягкую ткань, попытавшись отдернуть руки, кажется, совсем влип в спинку сидения.

— Не надо, все, ты ничего не слышал, я ничего не говорил…

Лицо Юри словно закаменело. Какое-то время на нем еще жили глаза, а потом и они потухли, отразив напоследок разочарование и странное облегчение. Словно то, что нарушало так тщательно выстраиваемую им картину мира, исчезло.

— Я так и думал… — едва слышно произнес он и отодвинулся, отворачиваясь к окну. Нашарил брошенные на сидение очки, вернул их на место и закрыл глаза. — Еще десять минут. А потом ты будешь свободен.

— Пока я дышу я не буду свободен от тебя, Юри, — выдохнул по-русски Юрка, так же отвернулся к окну и застыл, глядя на пробегающие за окном улицы. Десять минут. Гребанная жизнь. Он такой же больной ублюдок, как и Витька с Беком. Только те зациклены друг на друге, а его самого замкнуло на чужаке. И то ли сдохнуть, то ли сдаться.

…Бек уже ждал. На подъездной дорожке, у двери, у самого ярко освещенного дверного проема. Покаянный вид, мальчики охраны вокруг оцепленного периметра. В общем, все, лишь бы только его не засекли. Все, чтоб с одной стороны сохранить типа-инкогнито, а с другой — подчеркнуть, что вот он, новый шеф явился. Трепещите и преклоняйтесь.

А то, что «наследнику престола» только семнадцать и он нихера не разбирается в происходящем, более того, не имеет ни малейшего зеленого понятия о том, чем занимается семья — другая история.

Едва машина остановилась, как Юрка вздохнул. Глубоко и рвано. Страшно. Боже ж ты мой, как страшно! Стоит выйти — и дальше сам. И пусть рядом будет Отабек, все равно придется действовать самостоятельно. Вроде как родился, будь добр, крутись дальше сам. Остались секунды на то, чтоб ему открыли дверь, и каждая секунда отдавалась даже не в груди, где-то в горле бешеным пульсом.

Боженька, усраться можно. Боженька, помоги, а?

Обеими руками он оперся о сиденье по обе стороны от себя, чувствуя живое тепло Юри. Плеча, руки, ладони. Крик вспухал внутри, распирал, силясь прорваться в напряженную тишину. Может, это самое последнее прикосновение? Пальцев к пальцам.

Хруст гравия по ту сторону.

Сильное пожатие по эту. Прости? Прощай? Юрка успел поднять взгляд и посмотреть Юри в лицо за мгновение до того, как распахнулась дверь. Не улыбнулся. Просто побелели костяшки. Просто разжались пальцы. Просто надо было идти. И он пошел.

Прямая спина, развернутые плечи — это не сложно, когда у тебя осанка танцора. А если дерзко вскинуть голову — вообще шик. Вот так, господа… вот так…

— Отабек, — сухой кивок, когда Бека шагнул к нему. Надменный маленький говнюк. Разбалованный вниманием, деньгами и вседозволенностью. Почти правда: домашние его знали капризным, матерящимся, неуправляемым. Пусть считают, что теперь к этому присоединилась еще и власть.

— Юрий, — Отабек, умница, спустился с крыльца с каменным лицом. И тоже верно. Все в доме в курсе, что их мир никогда не брал. И что обзывал Юрка Отабека по-разному, и ненавидел. Ну, а то, что по барам иногда вместе шлялись — так это ничего, спишут на капризы богатенького мальчика, которым Бек был вынужден подчиняться. А что глаза у Отабека тлеют — так это от страха, а не от адреналина: терпящего «казашонка» босса нет, а чего ждать от его наследника — неизвестно. — Надеюсь, дорога была приятной.

— Да прям пиздец, какой приятной, — окрысился Юра, окидывая взглядом «встречающих». — Летел и мечтал как сверну тебе шею. Что, блядь, за хуйню тут происходит, может пояснишь? А то я тут дурею от происходящего.

В черных глазах Отабека заискрился смех и тут же пропал.