Хочешь мира — готовься к войне (СИ)

- Слушай, как Витька тебя в детстве понимал? Ты и сейчас изъясняешься на эльфийском, – он помолчал, почесал довольного котенка за ушком и вытянулся с коротким выдохом. – На самом деле херово это, Юрка. Когда жизнь вдруг с ног на голову становится. Мы с Витькой даже не поняли сразу, что случилось. Знаешь, какой у нас с ним первый поцелуй был? – темные глаза словно засветились от воспоминаний, а на губы сама собой вползла улыбка. Совсем другая. Не привычная ухмылка. А теплая. Почти нежная. – Как в кино. Никогда не думал, что в жизни так тоже может быть. Он споткнулся, я его еле успел поймать. Схватил и держал, как придурок. И отпускать не хочу, и что делать дальше – не знаю. А у него глаза светились. Помню, что на ресницы засмотрелся, а он меня поцеловал. Сам. По-детски. Смутился. Парень же вроде, друзья. Выбраться попытался. А я за ним потянулся. Носами столкнулись, зубы чуть не повышибали. Помню, дождь начался, мы промокли до нитки, а мы стоим как идиоты под ливнем и целуемся. Смешно.

- А меня Юри спросил… можно или нет. В смысле разрешу я ему или не разрешу, – раньше Юрка заорал бы что-то типа «Фу, Бека, что за хрень ты городишь, заглохни». А сейчас отчего-то представлялся Витька. Такой, какой он был, когда патлы длинные носил. Красивые. Хвост собирал. – Это тогда вас с ним… попалили?

- Позже, – Отабек поскучнел. – Через полгода где-то. Мы от первых поцелуев уже далеко ушли, но не настолько. В раздевалке. Витька как раз свою тренировку закончил, а я его ждал. После смерти Светки херово ему было, я поддерживал его как мог. Он словно за ночь тогда повзрослел. С мальчишки до молодого человека. Хотя на самом деле он им и был. Он же старше. Просто светлый, улыбчивый. А тогда потемнел. Только и держался за меня. Сам смерти боялся, за отца, за меня, а больше всего – за тебя. Его же к такой жизни не готовили. Но крестный с первого дня твердил, что должен и не должен делать глава семьи. От Витьки это тогда, как горох от стены отскакивало. Крестный злился, а тут еще и это… Поломал он Витьку. Во всех смыслах поломал. Ты еще совсем маленьким был, дед тебя на воспитание взял, а Витьку услали.

- А потом? В смысле ты же вернулся, и вы в общем, и у вас как-то все очень стремно было и странно… я это помню. Он на тебя как-то очень злился. Или не на тебя, а в принципе, но вы ходили и друг на друга волком смотрели, – Юрка закусил губу, когда Громозека коварно скогтил его пальцы передними лапами.

Отабек помолчал. То ли вспоминая, то ли собираясь с мыслями. То ли решая, стоит ли говорить об этом.

- Мы долго не виделись. За это время много всего случилось. Крестный Витьке мозг промывал регулярно, девок ему подсовывал. С одной тот даже роман настоящий закрутил. А когда решили, что он от своей «болезни» вылечился, вернули обратно. Тут ты подрос, а отец стал совсем плох. Я в семью попал почти случайно. Когда мы с Витькой только встретились, я не знал кто он и чем его фамилия знаменита, просто мальчик с катка. Он, конечно, рассказывал понемногу, что знал сам, но из этого картинку не сложишь. Да и не интересовали нас тогда взрослые дела. У меня у самого семья та еще… Поменьше, попроще, но с хорошими деньгами и связями. У меня старший брат есть и сестра. Вот старшего и готовили наследником, а я так был, на побегушках. Не знаю, как наши семьи пересеклись, но появился общий интерес. Я к тому времени стал совсем дурным. Без Витьки, с тем, что считал себя больным… бешеный в общем. И сладить со мной никто не мог. Ну, отец и пожаловался на младшего непутевого сына партнеру – деду твоему. А тому как раз такие дурные нужны были. Без тормозов и принципов. Чтобы вопросов не задавали, смерти не боялись и на адреналине жили. Я как раз таким был. Пока Витька домой не вернулся. И тут нас обоих перемкнуло. Мы же оба изменились. Он таким холодным стал. Вроде улыбается мило, светится, а внутри не сердце, а комок льда. А я из восторженного замкнутого мальчишки стал монстром. Ох, как мы друг друга ненавидели. За то, что вело, за то, что разойтись и забыть так и не вышло. За то, что он был единственным, кто умудрялся до самой печенки одним только взглядом достать. Ломало, корежило. А уж как хотелось… то ли шею свернуть, то ли трахнуть. Крестный тогда нас больными ублюдками назвал. Прав был старик, ох прав.

- Я не представляю себе, что тебя нет рядом, – Юрка вдруг поднял на него взгляд и как-то вымученно улыбнулся. – Ты всегда есть рядом. И нихера ты не больной ублюдок. Меня всегда бесит что люди к другим в постель забраться стараются и обязательно кости перемыть. Херня это все. Ты надежный, как стена. Ты что угодно разрулить можешь. Ты крут невъебенно. И ты офигенный друг. Вот правда, ты мой друг. Наверное, только тебя я и могу другом назвать. А все остальные пусть нахуй наденутся…