Холли, поклонница красавчиков из «Холостяка в Раю», догадывается,
— Должно быть, он был великолепен в постели, настоящий самец.
— У тебя есть его адрес?
Пенни заглядывает в свой телефон.
— Истленд-Авеню, дом 2395. Хотя я не знаю, там ли он ещё.
Холли записывает.
— Есть фото записки?
Фото у Пенни есть, Лэйкиша Стоун сфотографировала записку, когда Марвин Браун привёз велосипед. Холли изучает фото, и ей не нравится то, что она видит. Печатные буквы, все заглавные, аккуратно выведенные: С МЕНЯ ХВАТИТ.
— Это почерк твоей дочери?
Пенни вздыхает — это говорит о том, что она в отчаянии.
— Может быть, но я не уверена. Моя дочь не пишет от руки. В наши дни никто из них ничего не пишет, кроме подписи, и ту не разберешь — просто каракули. Обычно она не пишет всё заглавными буквами, но если она хотела быть… я не знаю…
— Выразительной?
— Да, именно. Тогда могла.
Возможно, она права, думает Холли, но в этом случае, почему Бонни не сделала надпись ещё бо́льшими буквами? Не С МЕНЯ ХВАТИТ, а С МЕНЯ ХВАТИТ
? Может, даже с одним или двумя восклицательными знаками? Нет, Холли совсем не нравится эта записка. Она не готова поверить, что Бонни не писала её, но и далека от того, чтобы поверить в обратное.— Пожалуйста, перешли записку вместе с фотографиями дочери. А что насчёт тебя, Пенни? Где ты живёшь?
— Реннер Сёркл. Дом 883 по Реннер, в Апривер.
Холли добавляет адрес к своим заметкам, туда, где она написала, что
— А чем ты занимаешься?
— Я главный специалист по кредитам в отделении «НорБэнк», у поворота к аэропорту. По крайней мере, была, и, полагаю, буду снова. «НорБэнк» временно закрыл три своих склада — мы называем их складами — и один из них был моим.
— Не работаешь на дому?
— Нет. Хотя мне по-прежнему платят. Единственный лучик солнца во всём этом… этом
— Будут, но для начала достаточно.
— Когда ты свяжешься со мной? — Пенни выписывает чек быстро и по-деловому, не задерживаясь ни на одном из полей. И не заглавными буквами, а мелким витиеватым и ровным почерком.
— Дай мне двадцать четыре часа, чтобы двинуться с места.
— Если выяснишь что-то раньше, дай знать. В любое время. Днём или ночью.
— И ещё кое-что. — Обычно Холли избегает чего-либо личного, особенно если это может показаться неоднозначным, но этим утром она не колеблется. Словно ухватилась за кончик запутанного узла, который хочет развязать. — Расскажи мне о ссоре. О накалённой обстановке.
Пенни снова складывает руки на груди, на этот раз плотнее. Холли знакома с защитным языком тела благодаря большому личному опыту.
— Ничего особенного. Буря в стакане.
Холли выжидает.
— Периодически мы спорим, подумаешь. У какой матери с дочерью этого не бывает?
Холли выжидает.
— В общем, — наконец, говорит Пенни, — может, на этот раз всё было немного серьёзнее. Выходя, она хлопнула дверью. Она добродушная девушка, и это не в её характере. У нас было несколько… накалённых бесед о Томе, но она никогда не хлопала дверью. И я обругала её. Назвала упрямой сукой. Боже, как бы я хотела взять эти слова обратно. Просто сказать: «Ладно, Бон, давай забудем об этом». Но нам не дано знать, не так ли?
— Из-за чего возник спор?
— В «НорБэнк» появилась отличная вакансия. Ведомости и инвентаризация. Сверка. Операционный отдел, гарантированная работа на дому — здорово же звучит на фоне всего происходящего? Я пыталась уговорить Бонни подать заявление, она отлично разбирается в цифрах и общается с людьми, но она отказалась. Я рассказала ей о существенном повышении зарплаты, о льготах и хорошем графике. До неё ничего не доходило. Иногда она бывает упрямой.
— Я сказала Бонни, что если бы она работала в банке, то могла бы для разнообразия купить какую-нибудь приличную одежду и перестать одеваться как хиппи. Она рассмеялась мне в лицо. Вот тогда-то я и назвала её сукой.
— Были ещё какие-нибудь ссоры? Точки трения?
— Нет. Не было. — Холли знает, что Пенни лжёт, и не только нанятому ей частному детективу.
Холли делает ещё одну запись, затем встаёт и надевает маску.
— Чем ты займёшься в первую очередь?
— Позвоню Иззи Джейнс. Думаю, она поговорит со мной. Мы с ней знакомы уже много лет.