Холли

Она поднимает протеиновый коктейль в пластиковом стаканчике с крышкой, который не разобьется и не прольется, даже если уронить его на пол. Не отрывая глаз от телевизора, он захватывает морщинистыми губами соломинку и сосёт. Холли читала о болезни Альцгеймера и знает, что некоторые навыки остаются в любом случае. Мужчины и женщины, не помнящие своих собственных имен, всё еще могут кататься на велосипеде. Мужчины и женщины, которые не могут найти дорогу домой, всё равно могут петь песни из бродвейских мюзиклов. Мужчины и женщины, научившиеся в детстве сосать жидкость из соломинки, могут делать это и в преклонном возрасте, когда всё остальное уже не под силу. Остаются и некоторые знания.

— Кто был пятым президентом США, дядя Генри? Вы помните?

— Джеймс Монро, — отвечает Генри, не задумываясь и не отрывая глаз от телевизора.

— А кто сейчас президент?

— Никсон. Никси-детка. — Он хихикает. Протеиновый коктейль стекает по его подбородку. Холли вытирает его, прежде чем он успевает испачкать рубашку.

— Зачем вы это сделали, дядя Генри? — Но это неправильный вопрос — и на него она не ждет ответа; вопрос можно назвать риторическим. — Давайте я спрошу по-другому. Почему вы позволили ей это сделать?

— Этот пес когда-нибудь заткнется?

Она не может заткнуть собаку — если она и существовала когда-то, то в далеком прошлом, — но она может заткнуть телевизор. Она использует пульт для этого.

— Она не хотела, чтобы я добилась успеха, верно? Не хотела, чтобы у меня была своя жизнь.

Дядя Генри поворачивается к ней с открытым ртом.

— Джейни?

— И вы ей позволили!

Генри подносит руку к лицу и вытирает рот.

— Позволил кому? Сделать что? Джейни, почему ты кричишь?

— Моя мать! — кричит Холли. Иногда можно достучаться до него, если кричать, и сейчас ей хочется этого. Ей это необходимо. — Проклятая Шарлотта Гибни!

— Чарли?

Какой в этом смысл? Нет никакого смысла. Заходит как-то в бар новая миллионерша и обнаруживает, что смысла нет. Холли вытирает глаза рукавом.

Дверь открывается, и появляется санитар с недовольным видом, который спрашивал у Холли, не поможет ли она своему дяде с протеиновым коктейлем.

— Здесь всё в порядке?

— Да, — отвечает Холли. — Я повышала голос, чтобы он меня услышал. Он, знаете ли, немного глуховат.

Санитар закрывает дверь. Дядя Генри уставился на Холли. Нет, он таращится на нее, выражая глубокое недоумение. Он — безмозглый старик в двухкомнатном люксе, и здесь он останется, будет пить протеиновые коктейли и смотреть старые игровые шоу, пока не умрет. Она будет приходить, потому что это ее долг, и он будет называть ее Джейни — потому что Джейни была его любимицей — до самой смерти.

— Она даже не оставила записки, — говорит Холли, но не ему. Он вне досягаемости. — Не чувствовала необходимости объясняться и тем более извиняться. Она была такой. Она всегда была такой.

— Джеймс Монро, — говорит дядя Генри, — служил с 1817 по 1825 год. Умер в 1831 году. Четвертого июля. Где эта гребаная выпивка? На вкус — дерьмо, но я сух, как старая коровья лепешка.

Холли поднимает стаканчик, и дядя Генри пристраивается к нему соломинкой. Он сосёт до хруста. Когда она ставит стаканчик, соломинка остается у него во рту. Он выглядит, как клоун. Она вынимает ее и говорит, что ей пора уходить. Ей становится стыдно за свою бессмысленную вспышку. Она поднимает пульт, чтобы включить телевизор, но он кладет свою скрюченную и покрытую пятнами руку на ее.

— Холли, — говорит он.

— Да, — удивленно отвечает она и смотрит ему в лицо. Его глаза ясны. Настолько, насколько они вообще бывают ясными в эти дни.

— Никто не мог противостоять Чарли. Она всегда добивалась своего.

«Но не со мной», — думает Холли. – «Я сбежала. Благодаря Биллу и каким-то чудом, но я спаслась».

— Вы вышли из тумана только для того, чтобы сказать мне это?

Нет ответа. Она целует его и снова говорит, что ей нужно уходить.

— Позови мужчину, Джейни, — говорит он. — Того, который приходит. Скажи ему, что он мне нужен. Кажется, я описался.

8

Барбара находится в гостиной Оливии, отвечая на сообщение Холли, когда Мари зовет ее с верхних ступеней лестницы.

— Думаю, тебе стоит подняться, дорогая. Она хочет видеть нас обеих. Я думаю... Я думаю, что она уходит.

Барбара отправляет незаконченное сообщение и бежит наверх. Оливия Кингсбери — выпускница Брин-Мара[142], поэтесса, чья творческая деятельность охватывает почти восемьдесят лет, была в шорт-листе Национальной книжной премии, дважды фигурировала в разговорах о Нобелевской премии, однажды попала на первую полосу "Нью-Йорк Таймс" (идущая во главе марша за мир и несущая транспарант с надписью "США ВОН ИЗ ВЬЕТНАМА НЕМЕДЛЕННО"), многолетний преподаватель колледжа искусств и наук Белла, наставница Барбары Робинсон — действительно уходит. Мари стоит с одной стороны ее кровати, Барбара — с другой. Каждая из них держит руку старой поэтессы. Прощальные слова не произносятся. Оливия смотрит на Мари. Оливия смотрит на Барбару. Она улыбается. Умирает. Мир слов умирает вместе с ней.

9