Холли

Барбара — фанатка кофе, пьет его ведрами, когда работает над своим, как ее брат Джером называет, "совершенно секретным проектом", но она хочет оставаться в хороших отношениях с этой пожилой (но очень зоркой) женщиной, поэтому говорит "да".

Они проходят через уютную гостиную и попадают на столь же уютную и хорошо оборудованную кухню. Плита — от "Вульф". Барбара хотела бы такую дома, где она пробудет еще немного, прежде чем отправится в университет. Ее приняли в Принстон. На передней конфорке пыхтит чайник.

Пока Барбара распутывает шарф и расстегивает пальто (слишком теплое для такого дня, но придающее ей идеальный вид), Эми насыпает чай из керамической банки в пару заварочных шариков. Барбара, которая никогда не пила ничего, кроме чайных пакетиков, завороженно наблюдает за происходящим.

Эмили наливает и говорит:

— Дадим ему настояться немного. Всего минуту или около того. Он крепкий. — Она прислоняется узким задом к столешнице и скрещивает руки под едва заметным бюстом. — Так чем я могу вам помочь?

— Ну... дело касается Оливии Кингсбери. Я знаю, что она иногда наставляет молодых поэтов... по крайней мере, раньше...

— Возможно, и сейчас, — говорит Эмили, — но я сомневаюсь. Теперь она очень стара. Вы можете подумать, что я старая — не смущайтесь, в моем возрасте нет необходимости лакировать правду, — но по сравнению с Ливви я — молодежь. Ей уже за девяносто, насколько мне известно. Такая худая, что ее сдует даже слабое дуновение ветерка.

Эм убирает заварные шарики и ставит кружку перед Барбарой.

— Попробуйте. Но сначала снимите пальто, ради всего святого. И садитесь.

Барбара кладет папку на стол, снимает пальто и перекидывает его через спинку стула. Пьет чай маленькими глотками. У него неприятный вкус, с каким-то красноватым оттенком, который напоминает ей кровь.

— Как вам? — спрашивает Эми с ясными глазами. Она садится на стул напротив Барбары.

— Очень вкусно.

— Да, это так, — соглашается Эмили. Она не попивает, а пьет большими глотками, хотя их кружки еще дымятся. Барбара думает, что у женщины, должно быть, кожаное горло. «Видимо, вот что происходит, когда стареешь», — думает она. – «Притупляются ощущения и теряешь чувство вкуса».

— Вы, насколько я понимаю, служительница Каллиопы и Эрато[69], — продолжает Эмили.

— Ну, не столько Эрато, — отвечает Барбара и решается еще глотнуть. — Я, как правило, не пишу любовную поэзию.

Эмили издает восторженный смех.

— Девушка с классическим образованием! Как необычно и восхитительно редко!

— Не совсем, — отвечает Барбара, надеясь, что ей не придется выпить всю эту кружку, которая выглядит, как бездонная бочка. — Я просто люблю читать. Дело в том, что я обожаю творчество Оливии Кингсбери. Именно это побудило меня писать стихи. "Совершенно уверен", "Встык", "Сердечная улица"... Я прочла их все до дыр. — Это не просто метафора; ее экземпляр "Сердечной улицы" действительно развалился, отделившись от дешевого переплета издательства «Белл колледж» и разлетевшись по полу. Ей пришлось купить новый экземпляр.

— Она очень талантлива. В молодости она выиграла кучу премий и недавно входила в число претендентов на Национальную литературную премию. Кажется, это было в 2017 году, — Эмили прекрасно помнит, что это было в 2017 году, и она была рада, что победил Фрэнк Бидар. Ей никогда не нравилась поэзия Оливии. — Она живет недалеко от нас и... ага! Картина проясняется.

Входит ее муж, второй профессор Харрис.

— Я собираюсь заправить нашу свежевымытую колесницу. Тебе что-нибудь нужно, моя любовь?

— Кусочек тебя, — говорит она.

Он смеется, посылает ей воздушный поцелуй и уходит. Барбаре не нравится чай, который ей подали (на самом деле она его возненавидела), но ей приятно видеть пожилых людей, которые до сих любят друг друга и выражают свою любовь такими глупыми шутками. Она поворачивается обратно к Эмили.

— У меня не хватает смелости просто подойти к ее дому и постучать в дверь. Мне едва хватило мужества прийти сюда — я почти развернулась.

— Я рада, что вы этого не сделали. Вы украшаете это место. Пейте чай, мисс Робинсон. Или я могу называть вас Барбара?

— Да, конечно. — Барбара делает еще один глоток. Она видит, что Эмили уже выпила половину своей чашки. — Дело в том, профессор...

— Эмили. Вы — Барбара, я — Эмили.

Барбара сомневается, что сможет называть эту глазастую старушку по имени. Рот профессора Харрис улыбается, а в ее глазах мерцает огонек, но Барбара не уверена, что это веселый огонек. Скорее, оценивающий.

— Я пошла на факультет английского языка в колледже Белла и поговорила с профессором Бёркхарт — ну, вы знаете, деканом кафедры...

— Да, я знаю Роз довольно хорошо, — сухо говорит Эмили. — Последние лет двадцать или около того.

Барбара краснеет.

— Конечно, да, конечно. Я обратилась к ней с просьбой познакомить меня с Оливией Кингсбери, и она сказала мне поговорить с вами, потому что вы и миссис Кингсбери — подруги.

"Ливви может думать, что мы подруги", — думает Эмили, — "но это было бы преувеличением. Опасным преувеличением". Но она кивает.