Холли

Холли берет открытку в постель и читает её ещё раз при свете настольной лампы. Она помнит, как разгадала сообщение с помощью латинского словаря, и теперь бормочет перевод. "Дорогая Холли! Я люблю свою маленькую девочку. Повеселись с мамой. Скоро буду дома. Твой отец".

Не осознавая, что она делает, Холли целует открытку. Почтовый штемпель слишком размыт, чтобы прочитать дату, но она уверена, что открытка была отправлена незадолго до того, как её отец умер от сердечного приступа в номере мотеля на окраине Давенпорта, штат Айова. Она помнит, как её мать жаловалась и скулила на стоимость доставки тела домой по железной дороге.

Холли кладет открытку на тумбочку, решив, что утром вернет ее в ящик комода. «Экспонаты», — думает она. – «Экспонаты музея».

Она печалится от того, как мало воспоминаний осталось у неё о своём отце, и с тупой злостью осознаёт, что тень её матери почти полностью вытеснила его. Могла ли Шарлотта украсть другие открытки, как она украла наследство Холли? Пропустила эту, быть может, только потому, что более юная и гораздо более робкая версия Холли использовала её как закладку или положила в ранец (в шотландскую клетку, разумеется), который она тогда повсюду носила с собой? Она никогда не узнает. Проводил ли он столько времени в дороге, потому что не хотел возвращаться домой к своей жене? Этого она тоже никогда не узнает. Зато она знает, что он всегда был рад вернуться домой к дорогой Холли.

Она также знает, что они вдохнули немного жизни в мёртвый язык. Это было их общее дело.

Холли выключает свет. Засыпает.

Ей снится Шарлотта в старой спальне Холли.

— Помни, кому ты принадлежишь, — говорит Шарлотта.

Она выходит и запирает за собой дверь.

19 мая 2021 года

1

Барбара вбегает в вестибюль больницы, но не несётся на всех парах только потому, что Мари сообщила ей, что это не экстренный случай, а обычная рутина. В регистратуре "Кайнер Мемориал" она спрашивает, на каком этаже находится отделение онкологии. Женщина за стойкой направляет ее к западному блоку лифтов. Барбара попадает в приятный холл с приятными картинами на стенах (закаты, луга, тропические острова) и приятной музыкой, льющейся с верхних динамиков. Здесь сидит множество людей, которые надеются на хорошие вести и опасаются плохих. Все носят маски. Мари читает роман Джона Сэндфорда в мягкой обложке. Она придержала место для Барбары.

— Почему ты мне не рассказала? — первое, что произносит Барбара.

— Потому что это заставило бы тебя волноваться без необходимости, — отвечает Мари. Она совершенно спокойна. В бежевых брюках и белой рубашке, как обычно, с минимумом макияжа, идеально нанесенным, и аккуратной прической. — Оливия хотела, чтобы ты беспокоилась только о своих стихах.

— Меня беспокоит она! — Барбара старается говорить тише, но несколько человек оборачивается.

— У Оливии рак, — говорит Мари. — Который она называет "рак-срака". Он у нее уже очень давно. Доктор Браун — ее онколог — говорит, что это рак, с которым умирают, а не от которого умирают. В ее преклонном возрасте он просто ползет. В последние два года он стал ползти немного быстрее.

— Злокачественный? — Барбара шепотом произносит это слово.

— О, да, — говорит Мари, сохраняя олимпийское спокойствие. — Но метастазов нет и, возможно, не будет. Раньше их рост проверяли два раза в год. В этом году будет три раза. При условии, что она проживет еще год, конечно. Сама Оливия любит говорить, что ее оборудование давно вышло из строя и закончилась гарантия. Я позвала тебя сюда, потому что ей есть что тебе сказать. Ты пропускаешь школу?

Барбара отмахивается от этого вопроса. Она старшеклассница, у нее отличная успеваемость, она может взять выходной в любое время, когда захочет.

— Что случилось?

— Она расскажет тебе сама.

— Это касается премии Пенли?

Мари лишь берет в руки свой роман и продолжает чтение. Барбара не взяла с собой книгу. Она достает телефон, заходит в Инстаграм, просматривает несколько скучных постов, проверяет свою электронную почту и снова убирает телефон. Десять минут спустя Оливия выходит из распашных дверей, за которыми находится техника, о которой Барбара не хочет даже знать. Оливия идет, опираясь на обе трости. На тонком плече раскачивается сумка-портфель. Санитар держит ее за руку.

Она подходит к Барбаре и Мари, благодарит санитара и опускается на кресло, вздыхая и морщась.

— Я в очередной раз пережила унижение, когда меня поместили в шумный аппарат и воткнули в меня эту штуку, — говорит она им. — Старость — это время, когда уходят силы, что уже плохо, но это также время нарастающих унижений. — Затем, обращаясь только к Барбаре. — Полагаю, что Мари рассказала тебе о раке и о том, почему мы скрывали это от тебя.

— Я всё еще жалею, что вы мне не рассказали, — говорит Барбара.

Оливия выглядит уставшей (смертельно уставшей, думает Барбара), но она также выглядит заинтересованной.

— Почему?

У Барбары нет ответа. Этой женщине осенью исполнится сто лет, и где-то за теми дверьми лежат облысевшие дети, которые не доживут до своего десятого дня рождения. Так почему, в самом деле?