– Конечно, надо стараться мирным путем разрешать возникающие с туземцами конфликты. И тут нет вопросов. Но когда дело доходит до прямых оскорблений представителей народа, который мы здесь представляем, когда им откровенно плюют в душу, то необходимо любыми мерами пресекать их проявление, вплоть до крайних. Это же аксиома. И любой руководитель, не принимающий этих мер, является или слюнтяем, или тупоголовым исполнителем, но в любом случае не достоин уважения, – жестко обосновывал Андрей Петрович свою позицию.
Фаддей Фаддеевич молча слушал друга, опустив голову и не глядя ему в глаза. Он понимал, что тот прав, обвиняя его не только в бездействии, но и в пресечении каких-либо попыток его подчиненных наказать обнаглевших туземцев. Однако не знал, как ему выйти из создавшегося щекотливого положения, в которое попал по своей же вине. Оставалось надеяться только на светлый ум друга и его опытность в этих делах.
– Вскоре нам снова предстоит идти в высокие южные широты, требующие самоотдачи от каждого члена команды, – продолжал Андрей Петрович. – Но они остались без авторитетного командира, которым ты был для них до сих пор. Конечно, и матросы, и офицеры будут беспрекословно выполнять твои приказы, как это сделал и я на ялике, но духа товарищества, объединяющего людей, делающих одно общее дело, уже не будет. И это, к сожалению, станет большим препятствием в успешном выполнении нашей миссии.
– Давай, добивай, бей лежачего!.. – потухшим голосом произнес Фаддей Фаддеевич. – Но что же все-таки делать, Андрюша?!
Андрей Петрович с сожалением смотрел на друга, которого всегда, за редкими исключениями, привык видеть уверенным в себе, знающим, что и как надо делать. Он понимал, что надо выручать Фаддея, попавшего в дурацкое положение по свой собственной глупости, но в ушах все еще звучал его грубый окрик, унижающий его человеческое достоинство в присутствии людей, уважающих его, Андрея Петровича, и как человека, и как авторитетного ученого.
– Честно говоря, не знаю, Фаддей. Знаю только одно – сейчас и в кают-компании, и в кубрике горячо обсуждают инцидент, возникший у берега острова, и, как мне кажется, большинство осуждают твое бездействие. Это факт, от которого не уйти. Ты, таким образом, потерял свою роль морального лидера.
Фаддей Фаддеевич встал и подошел к окну, словно ища в нем ответа на свой вопрос, так и оставшийся без ответа.
– Я вижу только одну возможность восстановить твой непререкаемый авторитет, – в раздумье произнес Андрей Петрович, глядя невидящим взглядом в пространство перед собой.
– Какую? – резко повернулся к нему капитан.
– Признать свою ошибку. Но для этого требуется мужество. Я знаю, что это очень трудно для тебя, почти невозможно. Но это необходимо сделать. И не перед всей командой, что совершенно ни к чему, а перед офицерами в кают-компании. Этого будет вполне достаточно, так как матросский «телеграф» моментально разнесет эту сногсшибательную весть по шлюпу.
Андрей Петрович почти физически чувствовал, как Фаддей Фаддеевич мучительно взвешивал и предложенный вариант, и свои внутренние возможности по его выполнению.
– И публично извиниться перед тобой, – наконец добавил он сдавленным голосом, – ибо сейчас ты стал их моральным лидером.
И с набежавшими на глаза слезами быстро вышел из каюты.
Перед ужином после прихода старшего офицера в кают-компанию, когда всем опоздавшим по неписаным флотским законам категорически возбранялся вход в нее, и все уже по-хозяйски расселись по своим местам, неожиданно открылась входная дверь. Капитан-лейтенант недовольно обернулся и прямо-таки обомлел, увидев входящего капитана.
– Господа офицеры! – подал он команду, по которой все вскочили, приняв положение «смирно».
«К чему бы это? – тревожно соображал старший офицер. – Да к тому же еще и один, без Андрея Петровича, как было всегда».
Капитан 2-го ранга обвел долгим взглядом присутствующих, как бы оценивая по выражению глаз, устремленных на него, их настроение.
– Господа офицеры! – теперь подал команду уже он, разрешающую всем садиться. – Иван Иванович, вы не будете возражать, если я займу ваше место во главе стола?
В кают-компании чувствовалось всеобщее напряжение. Все так же, как и старший офицер, ломали головы над причиной визита капитана, которые всегда были связаны только с особыми обстоятельствами.
– Я, господа, пришел сюда, чтобы выслушать ваше мнение по поводу инцидента, произошедшего сегодня у острова, – как бы призывая к откровенности, произнес тот.
Старший офицер сразу же плотно прикрыл дверь, ведущую в буфет – нечего, мол, вестовым кают-компании слышать столь непростой разговор господ офицеров.
Воцарилась мертвая тишина. Томительная пауза явно затягивалась, но никто не решался проявлять инициативу. Уж больно серьезным был вопрос, поставленный капитаном прямо вот так, в лоб. А ведь он, этот самый вопрос, и это понимали все, касался как раз именно его, капитана. И когда встал лейтенант Торсон, все облегченно вздохнули.
– Разрешите мне, Фаддей Фаддеевич, высказать не только свое мнение, но и мнение большинства офицеров?