Холодные сердца

– То, что вы все друг другу до лампочки. Вам наплевать друг на друга.

– Неправда! – выкрикнула Бет. – Откуда тебе это знать?

Кайли цокнула языком и закатила глаза. На какой-то миг могло показаться, что она воздержится от дальнейших колкостей. Но нет. Голова ее встала на место, и она смерила обеих сестер жутким, обвиняющим взглядом.

– Ваш брат гибнет в тюрьме. Ваш второй брат давно сгнил в холодной, заброшенной могиле. Ваша мать живет по уши в грязи. Ваша родная племянница вам чужая. Грязный секрет. Вы не общаетесь с собственным отцом, вам, видите ли, не нравится женщина, которую он любит. Вы обе – бессердечные суки, каких свет не видывал.

Она вновь закатила глаза. Улыбка Колина потухла.

– Кайли, прекрати, ты сама знаешь, что это несправедливо…

– Я знаю то, что я знаю, – огрызнулась Кайли. – Я знаю то, что я знаю.

– Почему ты нас так сильно ненавидишь? – спросила у нее Бет.

– Отнюдь, – ответила та, – с чего ты это взяла? Сказать, что я вас всех ненавижу, означало бы, что я питаю к вам какие-то чувства. Уверяю вас, таковых у меня нет.

– Но ты ничего о нас не знаешь! – выкрикнула Бет. Лицо ее порозовело, руки сжались в кулаки. – Ничего. Ты видела нас всего один раз. И мы все разговаривали с тобой вежливо.

Кайли кивнула.

– Да-да, вы были сама вежливость. Такие, как вы, всегда вежливы.

– А ты, – заявила Бет, как будто внезапно что-то вспомнив, – в тот день нагрубила Вики. Что, забыла? Пап, ты помнишь, она обвинила Вики в том, что та нарочно притворяется лесбиянкой, чтобы засунуть свои ноги под наш стол. Это твои слова, Кайли. А теперь ты здесь, на ее похоронах, как будто ее смерть для тебя что-то значит. Да тебе на нее наплевать.

– Неправда. Вики была хорошим человеком, и ее смерть мне не безразлична. Но ты права, у меня были иные причины приехать сюда.

– Например?

– Например, она. – Кайли кивком указала на дверь в сад, где Тиа, Элфи и Стэн гоняли по лужайке надувной розовый шар. – Моя дочь. Я хотела, чтобы вы ее увидели. Чтобы поняли, что вы украли у себя за эти годы. А также нас. – Она нежно притянула к себе Колина и обняла его за талию. Тот смущенно улыбнулся. – Я хотела, чтобы вы увидели нас. Чтобы поняли, что мы нормальные, порядочные люди и у вас нет причин нас стыдиться.

– С чего ты взяла, что мы вас стыдимся? – уточнила Бет.

– Ради бога, прекрати! Конечно, стыдитесь. Вы находите наши отношения омерзительными. Вы все. В том числе и она. – Кайли указала на Лорелею. Стоя в другом конце зала, та громко, хотя и несколько фальшиво, хохотала над чем-то, что говорил какой-то толстяк в розовой жилетке. – В ваших глазах мы омерзительны! Не отнекивайтесь! И как, по-вашему, мы должны это воспринимать? Неужели для вас грех быть рядом с хорошим, порядочным человеком, который любит вас и которого любите вы? Неужели для вас грех – просыпаться каждое утро и видеть, как он улыбается вам, как говорит, что вы прекрасны? Как он улыбается вашему ребенку и говорит, какая она умная и красивая? И когда вы смотрите на него, вы ощущаете себя самой любимой, самой счастливой на свете. И как, по-вашему, мы должны себя чувствовать, когда по другую сторону Ла-Манша мы видим перед собой старых, озлобленных грымз, которые считают все это омерзительным?

Все это Кайли процедила сквозь зубы – без восклицаний, не повышая голоса, дабы не привлекать внимания посторонних.

– Прошу тебя, дорогая моя, не надо. Это все-таки мои дочери, – умоляюще произнес Колин, положив ей на плечо руку. – Это несправедливо по отношению к ним.

Кайли сбросила его руку.

– Пожалуй, нет. Ты прав, Кол, извини. Я не имею права говорить такие слова про твою плоть и кровь. Но послушайте, вы двое. – Она посмотрела сначала на Бет, затем на Мэган, а потом снова на Бет. – Довольно морщить нос. Это ваш отец. Там, в саду, ваша племянница. Хотите вы того или нет, но мы – ваша родня. И вам так или иначе придется с этим смириться. Принять нас. Во имя всего святого.

Мэг кивнула. По ее спине пробежал липкий холод вины. Мужчина. Женщина. Ребенок. Что в этом такого? Она открыла было рот, чтобы сказать что-то мягкое и примирительное, но не успела. Ее опередила Бет.

– Извини, – начала она заплетающимся языком. Лицо ее пылало – от выпитого вина и ярости. – Честное слово, извини. Но я не могу вас принять. Это мой отец. И я отказываюсь принимать его отношения с любой другой женщиной, кроме моей матери. На моем месте так поступила бы любая дочь. Но вот это… – Ее голос дрожал от омерзения. – Спать с женщиной, с которой до этого спал его собственный сын! С матерью собственной внучки. Извини, что бы ты ни говорила, но это извращение.

На миг воцарилось гробовое молчание. Мэг знала: оно запомнится ей навсегда, как запомнился ей тот момент невинности пятнадцать лет назад, когда она сидела у окна, на лестнице, ведущей наверх, в комнату Риза, и держа на коленях поднос с сэндвичем с бараниной и банкой колы. Миг между двумя мирами.