Холодные сердца

Чуркин не ответил на легкий поклон.

– Чего вам?

– Мне бы покататься, – ответил господин и подмигнул, что было странно. Не приятели, чай, чтоб вот такие знаки делать.

Артельщик совершенно насупился.

– Невозможно. После обеда приходите. Закрыто.

– Сколько стоит развлечение? – не отставал господин. – Копеек десять?

– Три рубля! – ответил Чуркин и отвернулся к воде. Да что же он там тянет!

Господин присвистнул, а роскошные усы сложились, как крылья хищной птицы.

– Три рубля! – повторил он. – Однако, цены посильней, чем в Ницце. И вот что интересно: пляж общедоступный, песок и вода – общественные, шезлонги и кабинки – тоже. А плату берете. Как же так? В чем тут секрет?

На такие темы Чуркин не то что болтать с посторонними, даже заикаться не посмел бы. Такие разговорчики надо пресекать сразу. Чтобы неповадно было.

– Шли бы вы, господин хороший, отсюда подобру-поздорову, – сказал он. – И не суйте нос, куда не следует. А то ведь оторвут невзначай.

Столь грозное заявление не произвело на усатого незнакомца нужного впечатления. Напротив, он заулыбался.

– Вот как? За мой нос переживаете. Это зря. Я за него спокоен. А вот ваш, господин артельщик, в непосредственной опасности…

– Да ты кто такой?! – сказал Чуркин, упирая руки в боки. Выяснять отношения на пляже при народе ему не хотелось, но и спускать нельзя.

– Чиновник для особых поручений Ванзаров, сыскная полиция. Приятно познакомиться.

Внутри Чуркина что-то оторвалось, упало в живот и свалилось до самых пяток. Он сжался, сорвал московку[9] и преданно заулыбался.

– Прощенья просим-с, ваше благородие, не признали-с, очень виноваты-с… Позвольте представиться: Чуркин-с, то есть просто Чуркин… Артельщики мы с сынишкой, вон он у меня какой славный, изволите видеть… Какую изволите-с кабинку?

– Так почему плату берете за общественное имущество?

Чуркин махнул сыну, который валялся на песке, и поставил его перед собой, загородившись как щитом.

– Так вот… Изволите видеть… Это-с, значит… Чтобы имущество… Но только для пользы дачников… Радеем о благе города-с… Таким вот образом…

– Понятно, – кивнул Ванзаров. – Крепко дружите с господином Кротких, местным головой. Но сейчас мы займемся другим. Требуется, чтобы вы напрягли свою память. Способны?

Чуркин обещал вывернуться наизнанку, а сынишка его ковырнул в ноздре.

– Инженера Жаркова знаете?

– Это того-с, что… того-с… то есть недавно….

– Того самого, – согласился Ванзаров. – Вспоминайте: часто видели его на пляже?

Артельщик послушно состроил гримасу самого глубокого размышления, на какое способен мелкий жулик, между тем не столько вспоминая, чего там вспоминать, и так все ясно, а стараясь сообразить: грозит это лично ему или пронесет? Поупражнявшись в мимике, он не нашел причины скрытничать.

– Так ведь не бывало-с господина Жаркова на пляже. В этом сезоне не припомню-с… Как есть, верно…

Сынишка смачно чихнул, словно припечатал слова отца клеймом правды.

– А господин Ингамов как часто любит принимать воздушные ванны?

– Это секретарь порховский? До сего дня не видали-с.

– Что же он сегодня тут делал?

– Известно что: взял кабинку, поехали-с купаться…

– Вот как? – сказал Ванзаров. – Давно окончил морские купания?

– Да уж час тому, не меньше…

– Катерина Ивановна, Снежная королева ваша, случайно, не брала кабинку примерно в то же время?

Вздохнув, Чуркин сознался. Он-то в чем виноват? Купаются господа, когда им вздумается. Его дело – лошади. Такого же мнения придерживался его отпрыск. Стоять в ногах отца ему наскучило, и он зевнул во всю детскую пасть.

– Чуркин, а что вас так интересует в море? Вон та одинокая лошадка?

Пришлось сознаться: господин взял кабинку и совершенно закупался. Прошли уже все сроки. Обычно ведь как: выедут, нырнут – и обратно. В заливе долго не накупаешься. А этот и вылезать не думает. Что там делать?

Господин из столицы вмиг стал колючим и строгим.

– Кто взял кабинку? Вы его знаете? Фамилия? – спрашивал он.

Чуркин встревожился такому повороту, но отступать поздно. Сознался во всем: лицо знакомое, вроде местный, но вот как зовут – не знает. Никогда на пляже не бывал.

– От него пахнет крепко и в лице что-то такое крысиное?

– Одет прилично, чисто, но совсем не для купаний, – ответил Чуркин. – Но правду говорите: слегка на крысу похож, правда, Васька?

Сынок заулыбался ртом, полным лошадиных зубов.

Артельщик готов был и дальше служить господину из сыскной, но тот повел себя странно. Скинул пиджак, оставшись в одной жилетке, сбросил на песок ботинки, показав крепкие ноги, и закатал брюки до колен.

– За мной, – приказал он и первым пошел в воду.

Чуркин был так удивлен, что пошел не раздеваясь. Васька привычно побежал вперед, но Ванзаров строго прикрикнул, требуя держаться за ним. У кабинки, где вода доходила ему до пояса, задержался и сказал, чтобы не подходили, пока не разрешит. Чуркин на всякий случай взял Ваську за шкирку.

Ванзаров запрыгнул на тележку, заглянул в открытую дверцу и высунулся обратно.

– Чуркин, бегом за приставом, – крикнул он.

Артельщик пребывал в растерянности.

– Чего-с? – пробормотал он.