Холодный Яр

Весть о переходе к большевикам нескольких наших молодцев страшно возмутила всё село. Кто похитрее, смекал, что дело нечисто, но держал язык за зубами.

Связной от Чорноты приезжал к атаману по ночам, два-три раза в неделю. Наша милиция оказалась на высоте – Андрий уже и награду получил от железнодорожного комиссара за то, что прищучивал ватаги матросов, возивших из Одессы соль в Москву и Петроград. Обвешанные револьверами и бомбами, купцы в бушлатах хозяйничали на железной дороге и ни в грош не ставили отдел ЧК по борьбе со спекуляцией – стоило пригрозить гранатой, и эти еврейчики разбегались[169]. Зато каменская милиция отвечала братишкам

ружейными залпами.

У парней чесались руки при виде головорезов, которые всюду хвалились тем, что возвели на престол Ленина и Троцкого. Дрожавшее перед ними советское начальство радовалось такой преданной и отважной милиции. Изъятые же револьверы и гранаты, иногда и соль, тайно переправляли в Холодный Яр.

Чорнота передал, что мимо него время от времени проходят поезда, набитые войсками, которые бросили против «петлюровских банд» – армии Украинской Народной Республики.

В конце февраля[170] мы узнали, что красные наступают на Холодный Яр от Черкасс и Бобринской. Вскоре Гриб и Солонько уточнили эти сведения. Боровицкие лазутчики выяснили, что брошенные на «усмирение бандитского атамана Коцура

» части почти все недавно прибыли из России и командиры их слабо разбирались в здешней обстановке.

Вечером, когда мы собрались в хате холодноярского атамана обмозговать это дело, к нам присоединился еще и Пономаренко из Лубенец. Он рассказал последние новости: снявшись с привала, четыре пехотных полка, два конных и два артиллерийских дивизиона двинулись на Побережье[171]. Очевидно, выступили в поход на анархистов, минуя наши дебри. Принимаем решение: вывести в лес полтысячи матерых боевиков и держать их наготове. Противника не трогать, а лишь наблюдать за его маневрами.

Участники сходки остались ночевать в Мельниках. Караулы было приказано усилить. Ночью нас разбудил вестовой – в Трушевцáх расположился вражеский полк с одной батареей. На правый берег Тясмина проникли по мосту конные разведчики, вернувшиеся затем обратно.

Рано утром[172] я поставил под ружье десяток живших неподалеку кавалеристов. Прибыл Ханенко. После завтрака мы отправились к дому лесника в Кресельцах. Со стороны Чигирина снова раздавалась пальба – Коцура и впрямь взяли в оборот.

День выдался погожий и теплый. Выехали мы колонной по трое – сначала Василь Чучупак, его старший брат и Солонько; затем Семен[173]

, я и Прокоп; за нами – Олекса, Ханенко и Гриб. Замыкали кавалькаду мельничанские хлопцы. Настроение у нас было отличное – всю дорогу шутили и смеялись. Порядок то и дело нарушала Зирка, вертлявая и капризная англо-арабка, на которой ездил атаман. Ночью она стояла бок о бок с моим Абреком, положила на жеребца глаз и теперь не могла вынести разлуки. Под общий смех мы оттеснили Павла в хвост колонны – «бунчужным» – и я занял его место в первой тройке.

Пономаренко, которому строптивая кобыла распорола седлом штанину, выбранил её хозяина:

– Правду говорил тебе Чорнота: пристрели Зирку или продай в Цветную горшки возить. Смотри, погубит она тебя.

Василь, не зная, что его ждет через пару часов, ласково погладил любимицу по шее.

– Я на Зирке еще в Киеве гарцевать буду…

В Кресельцах устраиваемся, как дома – незамеченным сюда никому не добраться. Откуда бы не появился враг, нас предупредят. Рассылаю полдюжины верховых с приказом сотникам: после обеда незаметно вывести в лес заранее отобранных людей. Другой приказ передаю в Мельники и на окрестные хутора – всем конникам сбор у лесничества.

Петро Чучупак, Гриб и Солонько заводят своих лошадей в стойла, прочих ставим на дворе у коробов. Девчата приносят им сена. Заказываем леснику обед и дожидаемся своих людей в хате, за игрой в подкидного дурака.

Сыграть мы успели всего два кона. Из села пришла какая-то баба и пересказала слух: Медведовку заняли красные. Я в это не верю – нас бы непременно известили. Атаман считает, что кто-то должен туда поехать и разузнать, снялись ли они с привала в Трушевцах. Заодно и привезти подводу сена из купленного штабом запаса. Ехать вызывается несколько человек. Тянем с прибаутками жребий – выпадает мне. На всякий случай переодеваюсь в одолженное у «чертовой веры ребенка» платье. Оставляю у неё шашку и карабин, оба пистолета и гранату кладу в карманы. В путь выезжаю на санях, под общий хохот.

В Медведовке посылаю за сеном своего кучера, а сам иду разведать обстановку. Здешний атаман уже подготовил бойцов к выходу в лес. Из Трушевец красные утром ушли в сторону Чигирина, но как раз перед моим приездом через плавни оттуда пробрались хлопцы с вестью о том, что к ним нагрянула другая часть. Пока что она отдыхает, затем тоже выступит. Медведовские караулы наблюдают за мостом, рекой и всеми дорогами.