Холодный Яр

– Неужто правду старики говорят? – отозвался один из хлопцев.

– То-то и оно, что правду. Еще толкуют, что нашелся было среди казаков один иуда. Взял он у татар деньги и повел их через топи с другой стороны, потому как на гатке бились они пятый день, но поделать с нашими ничего не могли. Да только не оставил казаков Бог – отбили и тех татар, и проводника поймали. Присудили на раде замуровать отступника живым в погребе, дать кувшин с водой, а вместо харчей – те деньги, что он у басурман взял. Мне про это дед рассказывал, а он слышал от своего деда. И другие рассказывали. А недавно, годков десять назад, затеял тут один пан у валов раскопки, какой-то скарб искал[248]. А я ему помогал. И вот провалился у нас под землю работник. Разрыли мы это место и нашли погреб, весь дубом обшитый – а посередине столб и к нему цепью костяк прикован. Так и сидел под этим столбом, но едва тронули – вмиг рассыпался. А перед ним кувшин стоял высокий, из глины. На дне кувшина монета. Барин тот посмотрел на неё: «Турецкая, – говорит, – старинная монета». Выходит, правду люди говорили… Как пойдем на ту сторону, я вам и яму покажу.

Под вечер командир отрядил десятерых парней притащить из ближайшего села сторновки[249]

, чтоб было на чем спать. Гатку охраняла застава с ручным пулеметом. На другой стороне, где можно было пройти через болото, тоже поставили двух часовых, для верности.

Знание того, что врасплох лагерь никто не застанет, приободрило нас. У костров, на которых варили пшенную кашу с салом, собрались казаки и завели оживленную беседу о прошлом и будущем, со смехом и шутками. Веселье царило и вокруг нашего костра, куда пришло несколько пожилых чигиринцев. Кроме Шевченко, в отряде был еще дед Онисько, родом откуда-то из-под Холодного Яра. Он доверил хозяйство сыну и ушел с молодыми бродить по округе. Вполне еще крепкий и проворный, дед был душой любого общества, а его природный ум и богатый жизненный опыт приносили немалую пользу нашему лесному братству. Во всём без исключения Онисько умел подметить нечто забавное. Когда хлопцы падали духом от усталости или нервного напряжения, дед мог отколоть такую штуку, что все помирали со смеху. Забывали и тревогу, и усталость.

Подтрунивали в отряде и над самим Онисько – особенно за то, что он любил ручные гранаты и всегда имел при себе набитую до краев сумку. Дед исполнял у нас должность интенданта и главного повара и поэтому то и дело обменивался уколами с ровесником, которого не допускал до «внутренних кухонных дел», оставляя ему только роль снабженца.

У Шевченко была дочь, рожденная в Сибири – он завел там семью. Жена его умерла, когда ребенку не было и года, и он сам её вырастил, воспитал, пристроил в женскую гимназию и очень ею гордился. По слухам, Тина была умной, хорошенькой и принимала активное участие в подпольной работе[250]. Отец не возражал.

Обступив Шевченко у нашего костра, парни допытываются, за кого выйдет его дочь.

– Кто больше врагов убьет, за того и выдам.

– А вдруг не приглянется?

– С чего бы? Жених-то будет не завалящий!

Онисько плюет на пальцы и лихо разглаживает седые усы.

– Э-эх, мать его впоперек! Объявляю себя первым кандидатом! Где мои гусиные яйца? – старик протягивает руку за своей торбой с гранатами Миллса.

Казаки так и сыплют остротами – дед ведь уже вдовец.

Время, однако, идет, каша остывает, а хлопцев из наряда нет как нет. Мы ужинаем сами и решаем ждать до полуночи, а если не вернутся, идти за ними всем отрядом.

Около двенадцати на дороге у гатки слышатся пение и скрип телег. Кто-то изображает блеянье дикого козла – но не удерживается от смеха. Вернулись. Но почему на возах? По гатке шагает холодноярец Федоренко, который был у них за старшего. Мы с командиром встречаем его у вала.

– Пан атаман! Раздобыли десять сторнованных снопов, две телеги и бричку, три пароконные упряжки, два мешка муки, мешок сала, с полсотни кур и гусей, пяток баранов и четырнадцать «товарищей».

– Где вы, черт его бери, столько добра набрали?

– Пришли за соломой, а в селе «товарищи» из упродкома разверстку дерут. Так мы подождали, пока они разбрелись отдыхать, а потом скрутили их помаленьку – мужики тамошние подмогли. Выпустили арестованных, раздали обратно, что они из села выкачали, а часть из того, что красные успели в других селах собрать, погрузили на казенных лошадей да в одном обозе сюда и доставили. Был упродком и нету… Собрал разверстку и куда-то подался, шут его знает куда! – закончил со смехом Федоренко, которому приходилось уже обстряпывать дела такого рода.

Отаманенко послал кое-кого помогать носить через гатку добычу. Птица подняла страшный крик, и дед Онисько, помещая связанных кур и гусей в уголке между валами, выговаривал хлопцам за то, что не позаботились о корме. И тут же подсчитывал, сколько в Городке по весне будет цыплят и гусят.