Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме

Каждой компании нужно определенное количество рабочих. В первую очередь выбирают самых крепких; учитывается также знание немецкого языка. Из трех компаний наибольший страх внушает Kemna. Не только из-за слухов о ее жестоких гражданских надзирателях, – от рассказов про их зверства волосы встают дыбом, – но еще и потому, что Kemna занимается бурением туннелей. В нашей ситуации нет ничего хуже, чем попасть в туннель. Urban AG ведет наземные работы: раскопку, дробление породы, прокладку железнодорожных путей, – но и она вскоре приступит к бурению. Те, кто прибыл раньше нас, говорят, что Baugesellschaft, строительная фирма, самая лучшая – отчасти еще и потому, что работать придется непосредственно в лагере, так что к ежедневным тяготам не добавятся выматывающие марши за несколько километров до площадки и обратно. Естественно, первые заключенные постарались попасть к строителям. Таким образом, у них, в отличие от нас, была фора; теперь новичков разбирают Kemna и Urban. Мне удается избежать Kemna, и я становлюсь одним из рабов Georg Urban AG. За мой труд компания платит Гитлеру две марки в день, компенсируя «стол» и «обмундирование», и я не питаю иллюзий насчет того, что мне не придется отрабатывать эту сумму кровью.

Рабы Urban AG строятся в отдельную колонну, и младшие капо набирают свои группы. Сегодня формируются свежие бригады для новых стройплощадок. Случайным образом я попадаю в одну из них. Группы по двадцать – двадцать пять человек расходятся в разных направлениях, каждую сопровождает эсэсовский охранник и гражданский прораб.

Мне повезло: моя стройплощадка недалеко. Я буду перетаскивать рельсы. Мы встаем по бокам от рельсов, сложенных под прямым углом, подхватываем верхний по команде капо «Взяли!» и тащим. Это чрезвычайно тяжело. Каждый метр тянется бесконечно. Тем временем греки, с которыми меня поставили, вроде бы и не напрягаются. Я понимаю, что с помощью хитроумного маневра они делают так, чтобы большая часть веса ложилась на мои плечи. У меня такое чувство, будто руки вот-вот оторвутся от торса, я обливаюсь потом, голова кружится, темнеет в глазах.

Таков мой обряд посвящения в Эйле.

Глава восьмая

Проходит четырнадцать дней такой же мучительной агонии. Былая жизнь, мир за колючей проволокой превращаются в прекрасный сон, который приснился мне когда-то давным-давно. Возможно, не в этой жизни. Я дотрагиваюсь до лица и даже без зеркала понимаю, насколько оно вытянулось. Спотыкаясь, бросаюсь к котлу с черно-коричневым супом, словно дикое животное, вместе с остальными. Постоянный голод усиливает яростное, неукротимое желание курить. Как только предоставляется возможность, я вымениваю у греков табак на свою дневную пайку хлеба.

Греки в лагере – главные спекулянты. Они невероятно изворотливы, лицемерны и лживы, умудряются на все наложить свою лапу и устанавливают заоблачные цены. В основном это восточные евреи, депортированные из Янины и Патр, а также с греческих островов. Чернявые, дикие, безжалостные, они следуют каким-то странным чужеродным инстинктам, которых мы не понимаем, не можем понять, отринув их столетия назад. Я взираю на них с недоуменным потрясением – на это живое опровержение иудейской мировой солидарности и подтверждение расовых предрассудков, всей той нацистской чуши о черноте еврейской души.

Образованных среди них нет. Большинство поразительно невежественны. Что касается рода деятельности, то это преимущественно странствующие торговцы и мелкие лавочники. Меня воротит от их вечных дурацких улыбок. Им известно многое из того, что нам не положено знать. С редкой пронырливостью они успели за несколько дней свести с немцами дружбу. Эти люди обладают невероятной способностью выдавать суету за усиленный, напряженный труд. В этом они преуспели настолько, что даже бдительные немцы, полные подозрений, им верят. По природе они лентяи и бездельники, постоянно отлынивающие от работы, однако именно их охранники и Meister – прораб – ставят нам в пример. Они первыми выклянчивают окурки у немецких надзирателей. Каждый из нас напряженно всматривается, когда сигарета догорит и надсмотрщик ее выплюнет, но греки кидаются за ними прежде остальных.

Они не могут запомнить даже самых простых фраз на немецком, однако постоянно что-то талдычат прорабу, спрашивают, отрицают. В отсутствие знания языка они прибегают к жестикуляции, размахивают руками и ногами.

“Ungar nix ahhrbeit, grek gut ahhrbeit!” – выкрикивают они на ломаном немецком, – «Венгры не работают, греки работают хорошо», – по десять или двадцать раз на дню в доверчивое ухо прораба-немца. За это они получают в благодарность сигарету.