Холоп-ополченец [Книга 1]

— Государь милостивый, не дай сиротам своим вконец погибнути. Надежа-государь, пожалей сирот своих! Прирожонный наш царь-государь, смилуйся! Заступи! Не дай ляшским ратным людям вконец загубити и разорити нас, сирот твоих. Дай нам в ограду свойово пристава.

— Ну что ж, — внезапно смягчившись, проговорил Дмитрий Иванович и засмеялся, — пристава, это можно! Как ты мнишь, пан Рожинский?

Рожинский нетерпеливо встал и подошел ближе к мужикам:

— Пристава я вам пришлю, хлопы! Он у вас там порядок наведет! Чтобы бабы да девки по лесам не разбегались, а дома сидели да на великого государя полотна ткали. А про оброк ты уж им сам скажи. Гляди, государь, ратным людям с коих пор не плачено! Что ж им с голоду, что ли, пропадать, коли хлопы твои и кормов им давать не будут? Тогда все полки от тебя разойдутся. Чем будешь Москву брать? Гляди сам!

— Нет, как это можно ратных людей не кормить! — быстро и раздраженно заговорил Дмитрий Иванович. — Вы про то и думать не могите! Я же ваш прирожонный царь милостивый! Мы тут за вас кровь проливаем. А вы, дурни, платить не хотите. Страдники! Вот я вас! — кричал он. — Вот как я ворога моего Ваську Шуйского с Москвы прогоню, я тогда по всей земле пир устрою, — успокоившись, весело проговорил он, — чтоб все мои людишки радовались! — Он вскочил и захлопал в ладоши. — Ну, а тотчас идите себе по домам, — облегченно закончил он, — скажите, что видали ясные очи великого государя и он вам милость оказал — велел пристава дать! А чтоб вы — глядите у меня! — ратных людей кормили и нам сюда оброк везли, какой положено! Не то я на вас опалу положу!

Мужики испуганно бормотали чего-то, но государь обратился к Рожинскому и не слушал их больше.

Степка подошел к Михайле и решительно заговорил:

— Ну, забирай своих мужиков! Вишь, и государя видели и просьбишку их дьяк чел. Чего ж им еще?

— Так ведь не пожаловал государь от ратных людей свободить, погибель им от тех.

— Ну уж больше и не проси. Гляди, бояр которых и то не принял государь. Великого патриарха да твоих земляков. Только и всего! Они должны за то век бога благодарить. Ну, идите, идите, недосуг государю! На охоту ехать время.

Михайла и два его земляка поклонились в ноги государю. Тот, видимо, уже забыл про них и о чем-то оживленно разговаривал с Рожинским. Мужики вышли ошеломленные, еще не совсем понимая, что все уже кончено и больше им ожидать нечего.

Когда Михайла с мужиками сошел с крыльца, Невежка остановился, поглядел на Михайлу и сказал:

— Стало быть, вовсе пропадать нам? Али уж на Москву, к Шуйскому податься?

— Да ты чего, Невежка! — сердито крикнул Михайла. — Иван Исаича-то забыл? Чего он говорил? Шуйский боярскую руку тянет. Погоди, дай срок, на Москву как придет Дмитрий Иваныч, безотменно даст всем волю. А ноне ж он вам пристава велел дать.

— Эх ты, Михалка, — сказал Невежка, махнув рукой, — с каких пор дома не бывал, то и говоришь. В каких деревнях пристав сидит, почитай лише нашего.

— Так чего ж вы просили пристава? — удивился Михайла.

— Да вишь ты, Михайла, у нас там прописано — дай, мол, нам, великий государь, свойово пристава, стало быть, православного. А тот, усатый-то лях — слыхал? — говорит: «Погодьте, мол, пришлю, мол, я вам пристава, он, мол, у вас порядки наведет!» А уж про то мы знаем, какие от ляхов порядки. Ложись в гроб да помирай!

Невежка с досадой махнул рукой и, кивнув Михайле, пошел прочь с Нефёдом.

Михайла поглядел им вслед, но ничего не сказал. Ляхи ему самому не по́ сердцу были. Раньше-то он и не знал их вовсе. А за дорогу немало о них наслушался да и здесь с приезда довольно нагляделся. Ишь, налетели, что воронье, на русскую землю, как прослышали, какая у нас тут завируха. «И чего это, — с огорченьем думал Михайла, — Дмитрий Иванович так к им привержен? Горе, что жена у него оттудова. Вот за ней ляхи и тянутся… Опять же, служат они Дмитрию Ивановичу. С Шуйским биться помогают… Да ладно ль только, как иноземцы в наши дела вступаются? Со стрельцами бьются, то так, да и мужиков наших не милуют. Вон Невежка, что́ заговорил: „До Шуйского податься!“ — Михайла, как вспомнил, так опять разозлился. — То-то дурень! А все ляхи довели. Как же быть-то?»

Михайла чувствовал, что у него голова трещит, и ничего он придумать не может. Он опустился по привычке на крыльцо и схватился обеими руками за голову. «Вот кабы Иван Исаич, — в сотый раз подумал он. — Поглядит бывало, и то будто прояснеет».

────

Михайла не знал, что не один он про то думал.

За Шуйского стояли только крупные бояре — княжата. Даже бояре помельче невзлюбили его. Уж про посадских, про крестьян и про казаков и говорить нечего. От Шуйского все они видели только обиды. Но войну с ним вел один Болотников. А когда Шуйскому удалось хитростью одолеть Болотникова, враги Шуйского рассеялись. Не нашлось никого, за кем бы все пошли, как за Болотниковым.