Холоп-ополченец [Книга 1]

Застучали быстрые шаги и хлопнула дверь.

Опять воцарилось молчание.

Михайла и головы не поднимал. Ужас сковал его. Что же это? Как же Болотников говорил…

Вдруг дверь резко распахнулась, чуть не придавив Михайлу к углу, и в сени вышел Дмитрий Иванович.

Не заметив его, Дмитрий Иванович скинул парчевой кафтан, натянул крытую темным сукном шубку, сверху накинул темный плащ с капюшоном, надел шапку, раскрыл дверь на крыльцо, которой раньше Михайла не заметил, и быстро сбежал по лестнице.

Михайла встал, приотворил ту же дверь и тихонько выглянул наружу. Темная фигура быстро пересекла двор и вышла за ворота.

Михайла плотно закрыл дверь и сел на сундук.

Через несколько минут в соседнюю горницу опять кто-то вошел и, пройдя ее, заглянул в сени.

— Михайла, ты? — спросил Степка. — А где ж государь? Он к Марине Юрьевне не приходил. Он мне велел гнать в три шеи полячишек этих. Идем!

— Погоди, Степка, — заговорил Михайла срывающимся голосом. — Сядь тут. Сказать мне тебе надо.

— Чего тебе? — нетерпеливо ответил Степка. — Ране тех прогоним.

— Говорю, сядь! — настойчиво повторил Михайла.

Степка удивленно посмотрел на Михайлу, но спорить не стал. Он сел и еще раз поглядел на него.

Михайла молчал. Не так легко было сказать, что случилось. А надо было.

— Степка. — начал он наконец, — Дмитрия Иваныча нет тут боле.

— Как нет? Что ты брешешь. Тут же он тотчас с Рожинским говорил, — тот-то меня и не пустил в горницу, — а там с царицей, с Мариной Юрьевной…

— То так, — подтвердил Михайла. — А там… Видишь кафтан? — прервал он сам себя.

Степка с удивлением приподнялся и кивнул.

— Ну, скинул он его, — продолжал Михайла, — надел суконную шубу, плащ да в ту дверь и ушел.

— А что сказал?

— Не видал он меня. Крадучись он. Не вернется он боле. Так он Марине Юрьевне сказал. Велел, как под Москвой войско соберет, к нему приезжать.

— А мне за собой, что ли, велел?

Михайла отрицательно покачал головой.

— Стало быть, при Марине Юрьевне я ноне буду.

Михайла с сожалением посмотрел на Степку. Не понял он, что случилось. Думает, вперед уехал государь, а там царица за ним поедет. Не сумел он, Михайла, объяснить.

— Погоди, Степка, — заговорил он опять, увидев, что Степка хочет итти в горницы. — Ты, гляди, Рожинскому не сказывай, что государь ушел.

— Стану я с тем ляхом говорить! Ишь, нос дерет, что гетман. Со мной, небось, сам царь разговаривает.

— Да он и с царем как говорил, послушал бы ты, — перебил Михайла. — Ругался, прямо сказать! Он Дмитрия Иваныча за царя и не почитает, — прибавил Михайла, понизив голос.

— Как — за царя не почитает! — вскрикнул Степка. — А кто ж он, как не царь? Да ты чего ж молчишь? Царь же он! Ивана Васильевича Грозного сын. Только что Шуйский его с трона согнал, как он первый раз с Польши приходил.

Степка растерянно смотрел на Михайлу.

— И я так полагал, — проговорил Михайла. И вдруг ему вспомнилось, как Марина Юрьевна сказала: «Я ведь венчанная царица, не забудь!» Точно ее только венчали, а его нет. Неужто не тот он Дмитрий Иваныч?

— Ну! — дернул его за рукав Степка. — Чего ж замолчал? А ноне как полагаешь?

— Ох, не знаю я, Степка. А только — неладное у вас тут творится.

Степка стоял перед Михайлой, как потерянный. Он весь стал белый, а руки и ноги у него начали дрожать.

— Да что ж то, Михайла? — пробормотал он. — Кто ж он, как не царь? Царь же всё был. Год цельный. И патриарх до его с почетом. Не может того статься! — крикнул он вдруг. — Брешет тот лях про̀клятый!

В эту минуту в соседнюю горницу вошло несколько человек, и там заговорили громкие голоса.

Михайла и Степка испуганно притаились.

— Где ж государь? — спросил кто-то. — Царица Марина Юрьевна велела позвать.

— Видишь — нету.

Дверь в сени приотворилась, просунулся длинный нос дьяка Грамотина.

— Степка, ты чего тут? — спросил он с удивлением. — Государя не видал?

— Н-е-е-т, — пробормотал Степка, оглядываясь на Михайлу.

— Пойдем-ка во двор, — сказал Михайла, когда голова Грамотина скрылась. — Приставать начнут.

В соседней комнате голоса стихли, и Михайла, махнув Степке, тихонько отворил дверь и спустился по лестнице.

Только что они оба сошли во двор, как на то же крыльцо вышли дьяк Грамотин с каким-то приказным.

Михайла еле успел затащить Степку под лестницу.

— Удрал — ищи ветра, — проговорил вполголоса Грамотин. — Рожинский совсем было объездил его, да, видно, не сдержался, стегнул с маху, а тот — на дыбы. Все ему: царь да государь! Он и вправду поверил. Теперь-то Рожинский и сам не рад. Нужен тот Дмитрий ему. Побежал к гусарам, вдогонку посылает. Слышишь? Да вряд догонят.

В эту минуту мимо ворот проскакало несколько всадников. По двору в разные стороны замелькали тени.

— А ты куда ж? — спросил Грамотина спутник.

— К патриарху я — повестить. Филарет-то Никитич рад будет. Он уж ноне с поляками снюхался. Царик-то тот ему ни к чему. Он — я давно примечаю — с польским королем Жигмунтом сносится.

— С Жигмунтом? — удивленно переспросил его другой.

— Сына своего тот, Владислава королевича, нам в цари прочит.

— Да что ты! Нехристя?