— Знаю сам, Патрикей, не встревай. Так вот, — продолжал он громко, повернувшись к Касьяну Печерице, — разговор у нас был на Москве промеж посадских людей. Не с руки нам Шуйский, Василий Иваныч. Жмет сильно нашего брата. Княжата лишь в чести. Они его выкрикнули. Он без их ни шагу. Дмитрий Иваныч — наш царь, прирожонный, царских кровей. Ему что бояре, что простой народ — все свои, кровные, московской земли, русске, стало быть, люди. От него нам обиды не было. Только б ляхов не приводил. Да еще… — Он опять остановился, точно никак не мог решиться выговорить еще что-то.
Все бывшие в избе притихли и, не сводя глаз, смотрели на него.
— Кабы сам государь Дмитрий Иванович был тут, иной бы разговор. А вот что нам сумнительно. Иван-то Исаич листы на Москву шлет. Царские пристава ловят их да жгут. А всё есть, которые и припрятать удалось. Черный народ читает да и бунтуется. Разговор идет, что на бояр он и на посадских, кои побогаче, холопов подымает — чтоб, значит, бояр побивали, а посадских грабили.
В эту минуту из толпившейся у дверей кучки казаков выскочил юркий человек с маленькой бороденкой и торчащими, точно у летучей мыши, ушами. Подскочив к столу, он быстро заговорил, не дав раскрыть рта сидевшим против приезжих степенным казакам:
— Как это возможно, чтобы грабить посадских! Это никак немысленно. Бояр, то правда, Иван Исаич не жалует. А посадские, особливо ежели они Дмитрию Ивановичу да Ивану Исаичу помогу сделают, первые ему други.
— Гляди-ка, — вскричал сидевший рядом с Карпом Лукичом востроносый посадский, — да ведь это никак Вдовкин Олуйка! Ты как к Иван Исаичу прибился, Олуйка? Ты ж в Нижнем Новегороде жил. У Козьмы Миныча в приказчиках был, помогал ему гурты гонять.
— Какие ноне гурты, Патрикей Назарыч! — жалобно проговорил Вдовкин, но сейчас же спохватился и продолжал: — Прирожонному государю, Дмитрию Ивановичу, послужить надумал. Вот Иван Исаич ноне на Москву идет, Дмитрию Ивановичу дорогу прокладает, и я, стало быть, Дмитрию Ивановичу крест целовал… А это, чтобы посадских грабить, — это вы занапрасно, Карп Лукич! — продолжал он, обращаясь уже непосредственно к самому важному из приезжих. — Особливо ежели такая ваша милость будет, чтобы, то есть, вспоможение сделать…
Но тут сивоусый казак выпрямил плечи и отмахнулся от маленького Вдовкина, как от надоедливой мухи.
— Тебя кто просив тут журиться? Ни якой грабижки Иван Исаич робить нэ буде. Ось вин и сам иде, — прибавил он, оглянувшись на дверь.
Толпившиеся у двери расступились, пропуская Болотникова, снявшего шапку и не спеша подходившего к столу.
— Здорово, гости дорогие. С чем приехали? — заговорил он, садясь на лавку и чуть насмешливо оглядывая приезжих.
Посадские неуверенно переглядывались между собой. Они не таким представляли себе Болотникова.
Все молчали.
— Что ж на Москве? — заговорил наконец сам Болотников. — Кому ноне крест целовать сбираетесь? То истинному царю, Дмитрию Ивановичу, целовали. А как его бояре согнали, — Шуйскому Василию поцеловали. Короткая у вас, видно, память.
— У их, Иван Исаич, — вставил Печерица, — видно, кто ни поп, тот батька.
Карп Лукич сверкнул из-под бородавки сердитыми глазами на казака и заговорил, обращаясь к нему:
— То вы, вольница, вертаться навыкли — то к Москве тянете, то к ляхам, а мы завсегда своему прирожонному царю служим. Да когда нет его… а бояре сказывают — убили де его. Что будешь делать… ну, к своему боярину и приклонились, как допрежь того к Годунову, Борису Федорычу.
Печерица с досадой откинул чуб и отвернулся.
— Вы больше бояр слушайте, — заговорил Болотников. — Они вам опять татарину велят крест целовать. А прирожонного царя, Дмитрия Ивановича, знать не хотите? Невместно, чай, ему под стенами стоять, дожидать, покуда пустят.
— Да где ж он, Дмитрий-то Иваныч? — заговорил опять Карп Лукич. — Мы б ему со всем усердием… Знак бы хоть какой подал.
— Я сам его видел, — твердо сказал Болотников. — Вот как тебя вижу.
Приезжие пошевелились, точно с облегчением перевели дух, и уставились на Болотникова.
— Воеводой меня Дмитрий Иванович назначил. Велел к Шаховскому итти, тот де уж войско набрал. А там на Москву, Шуйского согнать. Не желает он второй раз войной на Москву итти. Пускай де ему ране крест поцелует народ московский.
— Мы что ж…
— Мы завсегда…
— Прирожонный царь, — забормотали посадские.
Но востроносый Патрикей все подталкивал Карпа Лукича и что-то шептал ему в ухо. Карп Лукич только нетерпеливо отодвигался.
Тут вдруг опять из-за плеча Болотникова вынырнул юркий Вдовкин и заговорил негромко, боязливо взглядывая на Болотникова.
— Как государя Дмитрия Ивановича чортовы ляхи жмут, казны с его требуют…
Болотников сердито взглянул на него.
— Ты тут чего, Олуйка? Спросили тебя? — проговорил он недовольно.
Но посадские, видимо, почувствовали после слов Вдовкина облегчение.
— То так, Иван Исаич, — заговорил степенно Карп Лукич. — Коли государю Дмитрию Ивановичу от ляхов утеснение, мы завсегда со всем нашим усердием могим казну тебе предоставить…
— Мне казны от вас не надо, — оборвал его Болотников.