Холоп-ополченец [Книга 1]

Не один Скопин-Шуйский наблюдал за Пашковым. Михалка со своим маленьким отрядом с утра пробрался по кустам и буеракам в обход полка Скопина-Шуйского и стал в перелеске, откуда ему было хорошо видно ополчение Истомы Пашкова. Сам Михалка, не слезая с коня, стоял у опушки и ругательски ругал себя:

«И с чего я, дурень, вызвался стеречь Пашкова? Там, поди, у Болотникова дерутся. Может, в Москву уж прорвались, а я тут стою столбом и галок считаю. И все я так — сунусь, не спросясь брода! Скажет еще Болотников — вызвался, чтоб от боя уйти. Мы тут, скажет, бьемся, а он цельный день проклажается. У, дурья башка! — злился он на себя. — Может, тот Истомка верней меня, а я, вишь, затеял сдуру стеречь его».

Пашков стоял себе против городских ворот, выстроив свое войско, как для боя. Войско у него хорошее — куда Болотникову. Впереди рядов восемь стрельцов, с пищалями, с саблями. Сколько человек в ряду, Михайла никак не мог сосчитать, все сбивался. Много. Всего, наверно, сотен пять. А за стрельцами дворяне на лошадях, многие в латах, с наколенниками. Этаких не то что стрела, и пуля не пробьет.

Вдруг распахнулись ворота, и оттуда выступил отряд князя Мстиславского и сам он впереди. Видел его Михайла у своего князя. Молодец-молодцом. Конь под ним так и играет, доспехи жаром горят. И стрельцы за ним один к одному, с пищалями тоже.

Михайла так задергал коня, что он чуть его на землю не сбросил, и крикнул своим:

— Ну, ребята, тотчас биться будут! Это тебе не мордва, не побегут от города. Да и мы им поможем.

Сразу вся досада у Михайлы прошла, кровь так и заходила. Вот сейчас биться начнут!

Но битва что-то не начиналась. Стрельцы шли и шли из ворот, а Пашков все будто выжидал чего-то.

Михайла дергал коня. Не мог в седле усидеть. Так бы и подтолкнул Пашкова.

— Ну! Чего ты стоишь? Ну! — бормотал он про себя. — Ну, живей, пусти своих стрельцов, покуда те не все вышли. Живо сомнешь их, а там и в город ворвешься. Ну же! Чего ждешь? Может, Болотников уж и ворвался. Наша б и была Москва.

Но Пашков, видно, не торопился. Вот уж и все стрельцы Мстиславского вышли. Сам Мстиславский перед ними на коне гарцовал, точно смеялся над Пашковым. «Ну, бери меня! Вот он я! Не боюсь тебя!»

И Пашков тоже вперед своих выехал.

— Чего они один на другого поглядывают! — возмущался Михайла. — Вдвоих, что ли, биться хотят? Долго ль еще примеряться будут? — У самого Михайлы руки так и зудели. Он уж и меч вытащил. Так бы и кинулся в свалку. «Ну, кажись, начинается».

Пашков махнул своим, что-то крикнул им — не слыхать что — и повернул коня к Мстиславскому.

Михайла тоже дернул повод и выехал на опушку. Чего ж прятаться? Все равно сейчас рубиться начнут, и они кинутся туда же.

Но Пашков подъехал к Мстиславскому, а тот стоит, ждет и даже меча не вынул… Заговорили!

— Господи! Да что же это? — чуть не вслух крикнул Михайла. — Чего ж говорить-то!

А они говорят себе да говорят. Пашков рукой махнул — на своих показал, а Мстиславский руку ему протягивает.

У Михайлы дух занялся. Глазам своим он не верил. «Ведь это ж Шуйского воевода — Мстиславский-то! — хотел он крикнуть. — Господи! Да неужто ж и вправду передался Истомка! Ах он сволочь! Проданная душа!» Своими бы руками разорвал его Михайла. Так бы и кинулся на него.

А уж и мужики сзади зашевелились:

— Гляди-ка, гляди, Михалка, — крикнул Невежка, — Пашков-то, пёс, чего делает! Не хочет биться, анафема!

Мстиславский еще чего-то сказал Пашкову, потом к своим обернулся, крикнул, и они сразу же стали отходить от ворот к стороне. А Пашков к своим подъехал и тоже что-то говорить стал.

«Погоди, сволочь! Вот они тебе сейчас накладут, — злорадно думал Михайла. — Ну-ка, ребята, сбросьте-ка его с коня да запинайте ногами, а в того вон, в воеводу-то, пальните хорошенько из пищалей! Эх, нет у нас пищалей. Я б ему тотчас в самую морду запалил!»

Но стрельцы слушали Пашкова молча, а дворяне выехали вперед и окружили его.

Потом дворяне закричали чего-то, а может, и стрельцы тоже — не разобрать, — и все потянулись в ворота.

Михайла, сжимая кулаки, повернулся к своим. Он весь был белый, на глазах у него сверкали злые слезы, и голос обрывался, когда он заговорил:

— Вот сволочь, ребята! Недаром из дворян. Станут они за нашего брата кровь проливать! Как же! Живо промеж себя снюхаются, окаянные!

— Ну, а нам теперь как, Михалка? — спросил Невежка.

— Чего нам? С Болотниковым-то что станет? Окружат его теперь, в полон заберут. Скопин-то, гляди, тут стоял, Истомку, собаку, сторожил. Видно, хотел на него сзади кинуться, как он биться начнет. А теперь ему ждать нечего, сразу повернет на наших. Ты тут, Невежка, постой. А как уйдут они, скопинские-то, вы тоже за ними проберитесь, может, и поможете где. А я что есть мочи поскачу, упрежу Иван Исаича.

Михайла кивнул своим, подобрал поводья и поскакал опять кустами и ложбинками в объезд войска Скопина.