Холоп-ополченец [Книга 1]

Через две минуты московский поезд помчался в сгустившихся сумерках по улице Коломенского, подымая снежную пыль.

VII

Михайла, распределив приведенных мужиками коней между серпуховскими холопами и велев всем покормить лошадей, подробно расспросил про дорогу и в ночь вывел свой небольшой отряд из Коломенского, в обход Симоновского монастыря, к Муромской дороге. Там перед Покровскими воротами должен был, по уговору с Болотниковым, стоять Пашков со своими ратниками и не допускать в Москву подмогу с Муромской стороны.

Как только рассвело, вывел из Коломенского свое ополчение и Болотников.

Солнце вставало, золотя впереди главы Симоновского монастыря и бесчисленные купола московских церквей, и Болотников, став на коне в воротах Коломенского, пропускал мимо себя бесконечные ряды мужичьего войска. На солнце весело сверкали косы, вилы и топоры, покачивались над головами цепы; мужики шли не в ногу, но с такой силой и стремительностью, что, казалось, они все сметут перед собой и никакое препятствие не остановит их.

Болотников твердо верил в них. Да и как мог он не верить? Ведь они шли за свое кровное дело. Они все знали, что если царем будет Василий Шуйский, никогда им не видать воли. Не на то выкрикнули его бояре, чтоб он отнял у них холопов, лишил их всего их богатства. Хоть бы и сам он, испугавшись Болотникова, посулил волю холопам, бояре никогда ему не позволят. Дмитрий Иванович — дело другое. Он прирожонный царь, Грозного царя Ивана сын. Ему никто не указ. Сядет на родительский стол, и ему что бояре, что мужики — все равны, все его слуги верные. Не от бояр его сила. Захочет волю холопам дать, никто ему указывать не посмеет. А он Болотникову твердо сказал: как придет на Москву, так первым делом указ о воле даст.

Иван Исаич не один раз говорил про то и мужикам и казакам. Знали они хорошо, что первым делом надо Ваську Шуйского с царского стола согнать. Тогда и Дмитрий Иванович на Москву придет.

Мужики густыми толпами валили к Москве, а за ними, сдерживая вычищенных, накормленных лошадей, выступало казачье войско. Болотников выстроил их за мужицким ополчением, чтобы они поддержали тех, если они дрогнут под напором стрельцов.

Только бы им войти в город. Болотников был уверен, что там все боярские холопы и вся городская беднота и голытьба станут за него.

Но и Василий Шуйский знал про то и больше всего боялся, чтобы Болотников не пробрался в самый город. Племянник царя, молодой воевода Скопин-Шуйский, со своим полком стал за Симоновым монастырем. Сам царь, толстый, рыжебородый, с маленькими подслепыми глазками, тоже надел воинские доспехи, сел на боевого коня и выехал впереди Большого полка через Калужские ворота. За ним тесными рядами стояли стрельцы с пищалями, с саблями на боку — лучшее московское войско.

Когда показалось ополчение Болотникова, по рядам стрельцов прокатился хохот.

— Ты чего ж баб не прихватил? — кричали из передних рядов. — Они б еще с ухватами да с кочергами вышли. То-то страсти!

— Свинцу-то на их жаль. Дай мы их так саблями побьем да конями потопчем.

Царь махнул рукой, и лавина стрельцов ворвалась в густую толпу мужиков, рубя их направо и налево. На первых порах мужики храбро отбивались. Они хватали стрельцов за ноги, стараясь стащить с седла, рубили топорами лошадей, зацепляли всадников косами, били их по головам цепами.

Болотников носился всюду, подбодряя мужиков, бросаясь впереди казаков туда, где мужикам приходилось плохо. Он надеялся отбиться от стрельцов, прорваться к городским воротам и ворваться в Москву хоть и с небольшой кучкой. Тогда дело его было бы выиграно. Только бы к Шуйскому не пришла подмога, только бы Скопин-Шуйский не явился. Он храбрей всех московских воевод. Пока перед городскими воротами один стрелецкий полк, он может еще одолеть. И Болотников, не щадя себя, бросался в самую гущу свалки, подбодряя своих и наводя ужас на стрельцов. Он был везде, и где он был, там враги в смятеньи разбегались.

Уже стрельцы начинали подаваться. Казаки следом за Болотниковым то тут, то там выскакивали вперед, чуть не к самым воротам. Шуйский с тревогой оглядывался на выдававшиеся углом стены Симонова монастыря. Оттуда должен был показаться отряд Скопина-Шуйского и, ударив на Болотникова, решить дело. Если он замедлит, придется трубить отбой, чтобы стрельцы отошли к воротам. А то эти отчаянные, того и гляди, прорвутся к воротам, и тогда Шуйскому придется плохо.

А Скопин-Шуйский все не шел, хотя его самого давно уже подмывало вмешаться в сражение. Но впереди него, против Покровских ворот, стоял Истома Пашков со своим большим и сильным ополчением. Того и гляди, он пойдет на приступ, а в Москве почти не осталось войска — один небольшой отряд князя Мстиславского. Пашкову ничего не стоит смять его и ворваться в Москву. Нет, Скопину-Шуйскому невозможно было уйти отсюда, пока неизвестно, на что решится Пашков.