Холоп-ополченец [Книга 1]

В лагере что ни день ссоры начинались — и у казаков с мужиками, и между собой у казаков. А из лагеря хоть не выходить совсем. Посадские прознали про неудачную вылазку и всячески издевались над казаками. Уличные мальчишки и те им проходу не давали.

Печерица советовался с Шаховским — что делать? Оголодали казаки, как бы беды не вышло. Раздразнят их посадские, они могут с саблями на народ кинуться, весь город кровью зальют.

Болотников видел, что плохо им приходится, еще никогда так худо не было. И голод в городе, и плотина подвигается, того и гляди затопит город, а главное — все врозь смотрят, точно и не за одно дело бьются.

Осень холодная стояла, октябрь наступил ненастный. Десятого числа, как только утро настало, вышли люди из домов, смотрят — все лужи, все канавки до краев водой полны. Мужики, жившие в землянках, выбежали, говорят: залило их совсем. И все прибывает вода.

Посадские совсем головы потеряли, перепугались, не знают, что делать. Сбежались все на соборную площадь, ахают, кричат, перекоряются.

А тут бабы начали приставать, говорят: есть в городе старик-ведун, он сулит воду отвести, коли ему старики боковушу поставят.

Не все ему, конечно, верили, а все-таки — почему не попытать? Он говорил, что это все бесовская работа, а он против бесов заговор знает.

Пообещали ему келейку поставить, и он сразу же пошел на реку, к самой городской стене, скинул рубаху, перекрестился и полез в воду.

Вода забурлила, закрестились все, кто за ним пришел, — должно быть, воюет старик с бесами. Долго не вылезал старик, думали — уж потонул, а он вылез, весь в тине, разевает рот, а сказать ничего не может.

Все-таки приступили к нему, спрашивают: одолел ли бесов?

А он, как отдышался, говорит:

— Где там! Нагнано их там двенадцать тыщ бесов! Шесть-то тыщ я прогнал, а шесть — не идут, Шуйскому служат, кинулись на меня, всю рожу расцарапали.

И правда, все лицо у него в крови было.

Плакал он сильно — такой труд принял, а келейки так и не получит.

Про то и поминать нельзя было. И так старики сердиты были, что поверили дурню старому.

А вода все прибывает. Уж дома начала заливать, скарб весь домашний подмочило. Во дворах скотина мычит, овцы блеют. Лошади ржут, копытами по воде бьют.

Господи! Неужто так и погибать всем? Поговорили посадские и решили к царю Василью итти, поклониться ему, вины свои принести. Неужто погубит город, малых детей не пожалеет?

Пошли старики и городской голова с ними. Шаховской приказал караульным пропустить.

Благочинный велел всему духовенству на площади молебен соборне отслужить, чтоб умягчил господь сердце царево, отвел беду от города.

Долго время тянулось.

Наконец вернулись посадские. И сразу точно туча над городом нависла. Вышли они на соборное крыльцо. Стоят. Молчат. И на площади, хоть народу не протолкаться — посадские, бабы, ребята, мужики, казаки, — а точно нет никого. Тишина такая, что слышно, как в канавах вода журчит. Ребятишки, и те примолкли. Чуют недоброе.

Наконец вышел вперед городской голова и говорит:

— Милует государь Василий Иваныч город!

Площадь вся точно одной грудью вздохнула, мужики за шапки берутся — перекреститься.

Смотрят все на голову, а он — сразу видно — не все еще сказал, мнется.

Что там еще? Или новая беда? Не радостные старики стоят, толкают голову.

— Порушит государь плотину, отведет воду от города… — заговорил тот и опять остановился.

Закрестились тут многие, а голова дальше говорит:

— Велит только царь выдать ему всех ворогов царских, от кого смута по земле…

Охнула вся площадь и загалдела сразу на разные голоса.

Бабы визжат:

— Выдать! Выдать! Волоки их! Так им и надо!

Казаки вперед толкаются:

— Не дадим! Подступитесь лишь! Из пищалей всех перестреляем!

А кто-то из толпы крикнул во весь голос:

— А кого выдать-то велит царь?

— Тихо вы! Не галдите! Дайте сказать.

Стала немного затихать толпа, голова оглянулся на стариков и сказал не очень громко:

— Первей всего велит царь выдать ему всей крови заводчика, князя Шаховского.

— Не дадим князя! — закричали казаки. — Не выдадим!

Мужики молчали. А посадские подняли галдеж:

— Чего там! Город, что ли, из-за него загубить! Вы б в поле бились! Ишь засели за стенами. Нашими боками отдуваться! Не хотим! Давайте князя!

Шаховской, стоявший на ступенях, бросился было вверх, к соборным дверям, хотел укрыться в соборе, но посадские схватили его за руки и стали вязать, а на площади уже вопили:

— Еще кого? Говори! Сказывай!

— Илейку еще! — крикнул голова.

— Какого Илейку? — раздались голоса.

— Да что себя Петром Федорычем зовет.

Из толпы выскочил царевич Петруша, размахивая саблей и стараясь перекричать гомон толпы:

— Я вам покажу ИлейкуI Прирожонный царевич! Не подходи — убью! Ко мне, казаки!

Но его уже хватали сзади за руки, а казаки не очень за него заступались. Сердиты на него были после ночной вылазки.

— Еще кого? — кричали кругом. — Сказывай!

— Ивашку Болотникова! — крикнул голова и сразу спрятался в кучку стариков, — таким ревом встретила площадь это имя.

— Не дадим! — вырвалось сразу точно из одной груди.