Хороша была Танюша

Петр Андреевич безотрывно глядел на нее ярко-синими глубокими глазами, и ей вдруг стало неудобно под его пристальным взглядом. Спохватившись, что пауза затянулась, Петр Андреевич наконец достал из кармана сложенную вчетверо газетную вырезку:

– Вот. Мне нужен дословный перевод этой статейки.

Вырезка оказалась из газеты «Калева», которая выходила на севере Финляндии в Оулу.

«Председатель Совета министров и председатель Госкомлеса причастны к продаже леса по заведомо низким ценам» – гласил жирный заголовок на всю полосу, под которым красовались фотографии этих самых председателей.

– В общем, статья о том, что наше политическое руководство продавало финнам лес ниже себестоимости, – сказала Танюшка.

– Ну, я именно так и предполагал, – ответил Павел Андреевич. – А подробно сможешь перевести? И в письменном виде желательно.

– Только не сегодня. Настроения переводить, честно говоря, нет никакого после этой малолетней швабры Виртанен. А мне еще курицу готовить. Спасибо, кстати, за курицу.

– Да не горит. Точнее, два дня еще подождет, то есть я про эту статью говорю, – уточнил Петр Андреевич.

Его голос был вкрадчивым и густым, навевал странное умиротворение. Его хотелось слушать безотносительно к тому, что именно он говорил. Просто слушать, проваливаясь в полузабытье и переживая легкое головокружение от выпитого виски.

– В общем, Танечка, если ты к завтрашнему вечеру успеешь перевести, я к тебе после работы заеду.

– Ну а чем тебе эта Виртанен так навредила? – вклинился Сергей.

– К словам стала придираться. Вроде ерунда, а неприятно.

– Послушай, Танечка, – сказал Петр Андреевич. – Ты для себя уясни одно: кто бы там к тебе ни цеплялся и чего бы ни говорил, смотри на него, как на насекомое. Вот и все.

Танюшка кивнула, а сама подумала, что это насекомое еще и жалит больно.

– Слышали, Ельцин признал независимость Прибалтики, – почему-то сказал Сергей, и Танюшке показалось, что это давно вертелось у него на языке.

– Ну, к этому все и шло, – спокойно ответил Петр Андреевич.

– Ага. Только теперь в Ригу так просто не съездишь, визы введут, нужно будет через консульство оформлять, – Сергей говорил с досадой, как будто расставаясь с чем-то очень дорогим.

– Подумаешь, Рига, – сказал Петр Андреевич. – Есть места и получше. Наездился, считай, в свою Ригу. Хватит.

В этот момент Танюшке показалось, что они говорят о чем таком, что известно только им двоим.

Танюшка сокрушалась, что не зашла в магазин возле дома, полагаясь на гастроном возле проходной силикатного завода. Там выбор был побогаче, однако как раз сегодня на силикатный как бы случайно завезли портвейн и колбасу, потому что после смены на заводе выступал председатель горисполкома. Нет, вообще дурацкая была идея купить Маринке гостинцы в магазине. Портвейн ей наверняка нельзя, вино тоже – все-таки диабет, с бутылкой водки к подруге приходить как-то неприлично. А что еще принести? Палку колбасы? Хорошо, пусть будет колбаса, потому что без гостинцев ходить в гости теперь вообще неприлично, тем более педагогам зарплату задерживают, а если и дают, то негусто. Танюшка едва дозвонилась на эту кафедру, у них еще телефон спаренный с социологами, и они долбали в стенку кулаком, чтобы соседи подняли трубку.

Сергей всегда напирал на то, что в очереди стоять полезно, потому что именно в очереди можно узнать подлинные настроения народа, а также новости, которые не освещает пресса. Это самая что ни на есть оперативная информация.

– Нам зарплату не выдают с июля! Обещали сегодня, ну и где она? Вот, мужу вчера выдали аванс…

– Да, а как жить, если я одна работаю? Как жить, кто мне ответит?

– А как детям объяснить, что я не могу купить им конфет? Что я ботинки не могу им купить, пускай босые ходят?

Других новостей в очередях давно не обсуждали. Говорили еще, что теперь и жаловаться некуда, чтобы свои кровные, честно заработанные получить. Куда могли подеваться деньги, тоже не знал никто. Даже Петр Андреевич, который обычно знал гораздо больше того, что положено было знать остальным.

– Одна буханка и два батона в руки! – зычно оповещала продавщица. – Колбаса по полкилограмма!

«Колбаса по полкилограмма», – информация ползла от головы очереди к хвосту.

– Я что, не по-русски объясняю? В одни руки два батона, а не четыре! Закусывать, что ли, нечем?

– Да-а, раньше машины спиртного хватало на два-три дня, – гундосил дед в фуфайке и резиновых сапогах. Танюшка помнила его еще с детства. – А сейчас три машины водки в день, плюс вино. И не хватает, едрит твою…

– Где там три машины? – тетка в малиновом плаще тяжело колыхнулась всем телом, и очередь, войдя в резонанс, ответила колыханием. – На похороны водки едва-едва наскребли. Без водки разве кто упокоится? Никто не упокоится.