Хороша была Танюша

И все-таки он уехал, оставив ей достаточно денег, которые она могла потратить в Лахти на свои удовольствия, правда, она так и не нашла, на что их потратить, только один вечер просидела в баре допоздна, тупо уставившись в окошко, мимо которого праздно гуляющие фланировали в гавань и обратно. Она совершенно даже не брала в голову, как выглядит в одиночестве на высоком стуле, пока к ней не подсел белобрысый парень с кольцом в носу. Здесь не такое уж плохое пиво, сказал он, хочешь попробовать, правда, я уже отхлебнул немного.

– Jätkä on rakastunut, – ответила она, смерив его почти презрительным взглядом. В том смысле, что парниша влюбился.

– Makee mimmi. Onpas sillä pitkät sääret, – ничуть не смутившись, сказал он. Мол, сладкая девочка, ноги-то какие длинные.

– Sikapitkät, ага, вот ведь какое свинство, – хмыкнула она, явно ощущая свое превосходство.

– Ihan kuin mimmeilla videoissa. Да, как у этих дамочек на видео.

– Videoiden mimmit ovat viimeinen asia, mihin varsinaisesti halusin itseäni verrattavan! – выдала она и сама удивилась, что смогла слепить по-фински такую длинную отповедь: эти дамочки на видео – последнее дело вообще, не вздумай меня с ними сравнивать!

Парень спокойно ответил ей: я так думаю, ты явно не местная, иначе из-за тебя тут все давно бы передрались. Кто-нибудь прыгнул бы с крыши, другой – повесился, а третий кого-то пришил. В общем, смотреть на тебя просто замечательно. – Ну так смотри себе, только с вопросами дурацкими не приставай. – Да? А ты будешь участвовать в конкурсе красоты? – Я же просила, с дурацкими вопросами… – Это, кстати, совсем не дурацкий вопрос. Ты сама откуда? – Из России. – А, тогда тебя еще не возьмут. Русских на конкурсы вообще не любят брать. – Ну, это мы еще посмотрим, как они меня не возьмут! – Танюшку почему-то сильно задело последнее замечание про русских, хотя еще пять минут назад она и не думала ни о каком конкурсе. А финн основательно на нее залип и вдруг начал жаловаться, что этим приключением готов даже испортить все свои отношения с близкими людьми, потому что все равно его никто не любит, и каждый новый день ему только хочется плакать…

«Ты в этом не одинок», – думала она во время его слезливого монолога.

Она чуть не опоздала на последний автобус, едва отделавшись от белобрысого кавалера. Правда, он, может быть, именно этого и добивался – чтобы она опоздала на свой автобус.

Выскочив на своей остановке и все еще куда-то торопясь, Танюшка стремглав кинулась аллеей, плотно засаженной елями, к дому, который посреди осенней непогоды казался ей настоящим спасением от плачущих финнов, любопытных глаз и чужого воздуха вообще. В доме оставались некоторые вещи как доказательство того, что все это ей не снится и что ее одиночество кончится не позже двадцать восьмого октября. Она знала уже по предыдущей жизни, что Петр Андреевич предельно пунктуален. (Она так и не смогла одолеть привычку даже про себя называть его по отчеству.) Из его вещей в шкафу оставался светло-коричневый костюм в шоколадную полоску, в котором он был похож на гангстера. В самом начале осени он носил его с бурыми штиблетами, недоставало только гангстерской широкополой шляпы и пистолета за поясом, хотя грабить банки было давно уже не модно, и Танюшка понимала это. Теперь, когда он уехал, она иногда прижималась к этому костюму, но надеть не решалась, потому что он бы наверняка это не одобрил, как ей почему-то думалось. Может быть, потому, что костюм был каким-то образом связан с его статусом, властью, которой он обладал над людьми, в том числе и над ней, хотя власть над ней была совсем иного рода. Но все равно, даже сейчас, прикасаясь к его костюму, она ощущала себя так, будто трогает святыню, и еще – что за ней наблюдают, хотя дом был пуст, и в его тишине слышно было, как потрескивают стены. Она так ни разу и не решилась позвонить ему в Россию, хотя он купил ей сотовый телефон и забил свой номер, однако звонить разрешил только в случае атомной войны. Потому что не было никакого смысла звонить и жаловаться, что ей одиноко. И что она будет безумно скучать – это тоже было понятно, вдобавок еще и весьма банально.

– Дождись уже двадцать восьмого и не создавай неудобных ситуаций – ни мне, ни себе.

– Да? А сам ты разве позвонить не можешь? Из укромного места.

– Хорошо. Ближе к приезду я тебе позвоню, – пообещал он, однако так до сих пор и не позвонил, и вот уже гаденькое холодное беспокойство поселилось внутри. Хотя она знала, что он вернется. Она ему верила. И если бы не было этой безусловной веры, она лишилась бы последнего убежища для своего истерзанного сердца.

Ей предстояло убить еще дня два-три, в противном случае время неизвестности безжалостно убило бы ее, поэтому она все-таки решилась. Конечно, это была почти безумная затея – участвовать в конкурсе, на который гостей будут пускать исключительно по приглашениям и на который будут приезжать на роскошных машинах. Однако раз уж она решила, отступать было некуда.