Хороша была Танюша

Одевшись потеплей, потому что воздух уже выстыл, она решила осмотреть окрестности. Всю деревню можно было обойти за пятнадцать минут, однако ее интересовал старый погост сразу за церковью, нацеленной черным шпилем в самые облака. Наверное, это была очень старая церковь, как и все в этой деревне. У дороги вдоль озера росли корявые вековые ивы, а в траве прямо под ними белели какие-то запоздалые маленькие цветочки, стойкие и смелые, если выдерживали первые ночные заморозки. За все время прогулки вдоль озера ей не попался навстречу ни один человек, только со стороны шоссе пару раз доносился гул проезжавших мимо лесовозов.

Кладбище как бы врастало в дорогу или, напротив, вырастало из нее. Самые старые памятники, еще девятнадцатого века, стояли прямо на обочине, она присела возле одного и разобрала, что здесь покоится молодая женщина вместе с новорожденным ребенком, прожившим всего два дня, и эта скупая надпись, выбитая на камне лет сто пятьдесят назад, почему-то резанула, как будто чужая боль до сих пор не утихла, а так и висела в воздухе. Она нашла еще пару старинных памятников, а дальше потянулись могилы уже двадцатого века: видно, что лет пятьдесят назад жизнь била здесь ключом – судя по количеству умерших, как ни странно, но потом, в восьмидесятые, почему-то остановилась… Вокруг стояла глухая тишина. Ей вдруг представилось, что если выйти на какой-нибудь мост через озеро, как на известной картине «Крик», и широко открыть рот, то никакого крика не получится, а если получится, то немой, потому что мирок вокруг окончательно оглох, ни шороха, ни всплеска. Кошка мелькнула в траве и так же бесшумно шмыгнула в кусты, бросив на нее злобный взгляд, каким обычно деревенские встречают чужих.

За кладбищем начинались одинаковые аккуратные домики, крашенные охрой, с белой оторочкой окон и крыш. Домики выглядели обитаемо, но во дворах было пусто. Интересно, если привезти сюда Майку… Есть ли по соседству другие дети? И что Майка будет здесь делать? Не выдержит и двух дней.

Танюшка повернула назад. Обратная дорога пролетела совсем незаметно и показалась в два раза короче, как будто деревня морочила ее, растягивая и сокращая свои тропинки. На крыльце она заметила свежие рекламные газеты. Значит, почтальон узнал, что в доме кто-то поселился. Она подобрала газеты и оставила их в прихожей на полке для обуви – на тот случай, если все-таки попытается протопить печку, хотя прежде надо было где-то раздобыть дров. В холодильнике она обнаружила какие-то полуфабрикаты, приготовила их и съела без аппетита. Книжки, которые рекомендовал ей перед отъездом Петр Андреевич, оказались пустыми детективами, поэтому она предпочла им рекламные газеты, обнаруженные на крыльце, – в них, по крайней мере, сообщалось, какие товары и где можно купить со скидкой, а также нашлось расписание увеселительных мероприятий в Лахти – хоть какая-то зацепка за утраченную реальность.

«Lopeta aamupalan syöminen, syö lounaaksi pelkkää salaattia ja juo vettä joka ilta ennen kilpailua», – вещала передовица рекламного приложения, то есть: откажись от завтрака, в обед питайся одними салатами, а вечером выпей воды. Таким образом жюри советовало готовиться к грядущему конкурсу красоты. Ниже реклама кричала: «Edulliset kauneus-kilpailumekot», обещая продать по дешевке платья для конкурса красоты. Помешались они все на этом конкурсе «Мисс Хельсинки».

Она накинула курточку и вынесла на веранду кресло-качалку. Тусклое солнце, притупленное вечерней дымкой, зависло над озером, подкрашивая небосвод клюквенным соком. Она сидела на веранде долго, даже после того, как домашнее сонное тепло уже полностью покинуло тело, кресло мерно покачивалось и поскрипывало под ней, звуки так и не проявились, ватная тишина постепенно заволакивала сознание. Она тщетно пыталась побороть в себе горькое чувство никчемности, коварно поднявшееся со дна, стоило только ей остаться в одиночестве. Бокал вина только усугубил меланхолию, она как будто вышла из-под гипноза, в котором безвылазно пребывала последние две недели. Что же такое она сотворила со своей жизнью? И как такое могло случиться, что она стала любовницей собственного свекра? А если кто-то узнает – это же вообще полный кошмар! Только она не хотела разбираться в этом кошмаре, ее затянул черный, слепой омут страсти, в котором она барахталась, понимая, что ей все равно не выбраться …

Там же, в кресле-качалке, нашел ее Петр Андреевич, когда уже стемнело и воздух остыл. Она не спала, ей давно нужно было перейти в дом, она совсем окоченела, но то ли вяло текущие мысли, то ли сам холод заворожили ее, и она безвольно покорялась их обезболивающей, убаюкивающей власти. Он взял ее на руки и перенес в гостиную на диван, уложил поверх лоскутного одеяла. Она не сопротивлялась, продолжая так же бессмысленно смотреть в пустоту. Он согрел чаю и усадил ее на постели, подложив под спину подушки.

– Как же ты напугала меня, моя девочка. Я приехал, а дом пустой, я не знал, что и подумать…

– Я целый день скучала одна, без дела… – оттаяв, наконец произнесла она.