Хороший день для зомби-апокалипсиса

– Ну смотри… – он смерил меня взглядом дохлой рыбы, – под твою ответственность! Твоя идея, тебе и отвечать!

«Да бля…»

– … а вот дерево, где живут пикси, тащ генерал, – показывает Серёга, листая фотографии, – а вот…

– Дай! – «тащ генерал» вырвал телефон из рук Пирога, – Ну-ка… что за хрень! Сломалось, что ли?

Безрезультатно потыкав в экран толстыми пальцами с траурной каймой под ногтями, Илья Юрьевич в сильном раздражении вернул телефон хозяину.

– Работает, тащ генерал, – тут же доложился Пирог.

– Дай сюда! Да ёб твою мать, прапор! Ты что, издеваешься?! – взъелся главнюк, багровея лицом.

– Никак нет, товарищ генерал! Вот, сами смотрите…

– Ты… прапор, как там тебя? – майор повернулся ко мне, маня пальцем.

– Евгенов Владимир Николаевич, тащ майор.

– Да мне насрать! – отмахнулся тот, а в глазах его мелькнула слабая тень ехидства, и я понял, что всё это с «Как там тебя» срежиссировано от и до, сугубо ради того, чтобы поставить на место возомнившего о себе холопа, – Телефон! Ну!

Оказалось, что телефоны и планшеты, побывавшие в данже, работают теперь только в руках хозяев, что выбесило особиста.

– Всяким долбоёбам… – он выругался так грязно, что я почувствовал себя облитым помоями, хотя и не неженка. Можно ведь «Ёб твою мать» сказать, но все, родившиеся в России, понимают, что имелась в виду не чья-то конкретная мать, а абстрактная. Мать вообще, как маркер эмоций. А можно – по конкретной матушке проехаться «Я твою маму ебал», и это – уже не эмоции, а вполне конкретное оскорбление. Особенно если добавить – как и куда, глядя человеку в лицо.

Особист ругается по второму варианту – так, чтобы оскорбить. По жизни он мудак, или это такая психологическая игра на слом подчинённого, на подмятие воли, я не знаю, но запомню и при случае…

– Виноват, тащ майор! – вытягиваюсь с прогибом назад и смотрю в пространство перед собой оловянным взглядом, и повторяю, как Ванька…

– Виноват!

– Выставить пост, – распорядился «тащ генерал», – и смотрите у меня!

– А этих? – оставив меня в покое, поинтересовался «Изделие № 2» у командира, всем своим видом показывая пёсью преданность.

– Эти? – Маслаченко повернулся в нашу сторону, не сразу раздвигая в улыбке синеватые губы, но глаза у него остались холодными, – Заслужили, заслужили… Сынки!

Сдавленно кхекнул Пирог, который лет на несколько старше самозванного генерала, но Илья Юрьевич уже выстроил нас одними глазами в не слишком ровный строй.

– Молодцы! – давя взглядом, «тащ генерал» притянул меня к потемневшему от пота бронежилету, который он носит, не снимая, и смачно расцеловал в обе щеки, обдав смрадным дыханием и пачкая слюнями, – Орлы! Оправдали доверие командования…

Он говорил рублёными фразами, плохо связанными между собой, и вот уже внезапно пошёл разговор о нашем Долге перед Родиной…

«Когда я успел задолжать? – удивляюсь вяло, – Я платно учился, платно лечился, отслужил срочную службу в армии, потом платил налоги, и всё равно должен!?»

Спорить, впрочем, не стал. Какой смысл качать права у человека, который неделю назад зачищал Военный Городок, убивая потенциальных конкурентов? Мы для него не люди, а «человечки», персонажи «Сисмсов».

– Я, тащ генерал, должником себя не считаю, – начал Серёга, – мне сорок семь лет и…

«Ой дурак…»

– Мы с тобой потом поговорим, – перебил его Василь Иваныч, прищурившись многозначительно, – про законы военного времени и прочее.

Пирог независимо пожал плечами, он человек с убеждениями и чувством собственного достоинства, но сдаётся мне, несколько заигрался.

– Хи-хи-хи! – перед строем пролетела Сестрёнка, пукающая радужными пузыриками. Запахло ментолом и эвкалиптом, а напряжённость момента оказалось нарушенной.

– Дай-дай-дай! – пролетела за ней стайка, отбирая леденцы с восхитительно-интересным эффектом, – Я тоже! И мне пукать!

– В гараж, – определил особист Пирога, прищурившись нехорошо, – пока вину не искупишь.

Я качнулся было… и замер, глядя на дуло автомата, и только проводил взглядом Серёгину спину. А что тут, сука, сделаешь?!

– Выделить помещение… – «тащ генерал» дёрнул подбородком в нашу сторону, – а этих…

Небрежный жест в сторону пикси.

– … поставить на довольствие!

Получасом позже мы обживали сухой полуподвал в самом сердце Военного Городка, вытаскивая хлам времён Холодной Войны. Стеллажи с документами, рассохшиеся от времени противогазы и прочая харахура, невесть как пережившая Перестройку, Вставание с Колен и прочие эсхатологические моменты.

У нас есть туалет на одно сидячее и одно «орлиное» место с чугунными бачками под самым потолком, и умывальник, сделанный явно позднее и почему-то – в комнате. Дизайн, как в советских фильмах пятидесятых, но всё, как ни странно, работает, разве что вода зверски шумит при сливе.

– Душ врезать можно, – уверенно сказал Илья, отложив отвёртку, при помощи которой разбирает стеллаж, – рядом с умывальником.

– А слив? – в отличие от него, работать не прекращаю.