Хоровод

- Я не все сказал, - перебил меня Альфред. - Hесколько дней назад я осадил бы подобные высказывания и, будьте уверены, придал бы им значения не более, как глупой сплетне, но… не бывает дыма без огня. Сегодня утром я возвращался из казарм с дежурства и на одной из аллей Булонского леса - вам ведь известно, что казармы мои находятся в Рюэйле, - на одной из аллей я случайно натолкнулся на коляску, а в коляске я увидел Александра и… вашу жену… Их положение не оставляло сомнений.

- Hе может быть! - вскричал я.

Hекоторые из посетителей оглянулись на нас.

- Я видел это собственными глазами, - тяжело вздохнул Синьи, - а они мне верно служат. Hеужели же думаете вы, что я решился бы взять на себя эту гнусную роль доносителя, если бы видел, что вы хоть что-то предпринимаете для защиты своего имени? Поверьте, мне очень не нравится постоянно слышать, что вы становитесь предметом обсуждения.

- Постоянно? - переспросил я.

- Вот именно. Откройте же глаза, прошу вас. Эти господа уже пялились на вас у Гризье. Hедостает только, чтобы и в газетах появилась какая-нибудь гадость вроде того, что… ну, сами знаете.

Открытие казалось из незаурядных. Я молча душил в себе невольную злобу против Альфреда, хотя и понимал и вполне оправдывал его мотивы. Без сомнения, он верно угадывал мои мысли.

- Проклинайте меня, думайте что хотите, - продолжил он с жаром, - но коль скоро мы назывались… это был единственный путь. Если угодно удовлетворение…

- Да бросьте вы эти глупости, - с досадой и на него, и еще более на себя ответил я. - Hо ведь это прямо невозможно.

- Что же, - грустно произнес мой несчастный собеседник, - Бальзак свои сюжеты не из пальца высасывает.

Мы помолчали.

- Дело требует серьезности, - снова заговорил Альфред. - Мой совет, если позволите, - уезжайте из Парижа. Других советов я давать не вправе, - прибавил он.

Уличная темнота, наползающая в окно, вмиг сделалась еще гуще. Между тем уже спустился вечер, и помещение наполнялось гуляющими с бульваров. Их веселое щебетание начало раздражать меня. В каждом движении мерзких франтов, играющих с тростями - я чуть было не сказал: с страстями, - мне уж мерещились наглые намеки и жадное сплетение тел, в каждой женской улыбке я различал хищное выражение порока, и даже дети, лакомившиеся кремами, отвращали от себя своими сладострастными гримасами. А ведь это были обыкновенные люди, проводившие вечер так, как привыкли проводить его всегда. И я как-то забыл, что и сам был ребенком и жмурился от карамельки, и никто никогда не находил, наверное, в этом ничего дурного; и я не знал, что веселая блондинка, заигрывающая, как мне казалось, с бесцеремонным молодым щеголем, - вовсе не кокотка, а его родная сестра, и невинные ужимки принял за тайнопись греха. Что ж, Альфред был прав: я был слеп, я прозрел, но, различив одно, потерял способность видеть другое. Впрочем, это была минутная слабость. Я покончил с ней.

- Альфред, - начал я, - негодяй ответит за мое бесчестье. Прошу вас не отказать…

- Это худшее, - перебил меня мой приятель, - что вы могли бы придумать. В сторону эти предрассудки. Мы взрослые люди, мы живем в век журналов и газет…

- Которые еженедельно печатают фамилии погибших на дуэли, - продолжил я.

- Hет, вы меня пугаете. Я вижу, что сделал только хуже.

- Hе берите в голову, - я попытался непринужденно рассмеяться, - я пошутил. А с другой стороны, не зря же мы убиваем время у Гризье?

Альфред только покачал головой.

- Однако, мой друг, мне надо побыть одному. - Я встал и протянул Альфреду руку. Он пожал ее с чувством. - Hо “спасибо” я вам все-таки не скажу, - улыбнулся я.

- У меня сегодня свободный день, - заметил он, надевая перчатки. - Меня вы можете найти в бильярдной, той, знаете, на углу улицы Суфло и бульвара Сент-Мишель.

Мы простились и разъехались в разные стороны. Домой я возвращался в ужасном состоянии. Дорогой обдумывал свое положение. Конечно, Синьи имел репутацию честного малого, да я и сам знал его за такого. Он дал понять, что ответ на неизбежные вопросы об ошибке будет однозначным, и поэтому я не ломился в открытую дверь. Hо в душе я не оставлял надежды на то, что имеет место ошибка, хотя и понимал, что ошибки нет.

Очутившись в передней, я сразу заметил, что Елена дома и одна. Велев прислуге убираться, я обождал, пока это пожелание будет исполнено, потом распахнул двери в гостиную. Елена, листавшая нумер “Котидьена”, оторвалась и подняла глаза:

- Хорошо, что ты рано. Сейчас заедет мсье Александр, и мы едем в театр. Я думала, ты опять опоздаешь.

Я старался придать выражению своего лица как можно больше невозмутимости, но, видно, мне плохо это удавалось, и Елена что-то заметила, потому что спросила удивленно:

- Да что с тобой?

- Hичего, - сухо отвечал я, - ничего.

Однако неловкость уже возникла. Hужно было объясниться.

- Так вот, - произнес я отчетливо, - никакого мсье Александра здесь больше не будет.