Хозяева плоской Земли

Отца больше всего удивило то, что на такой подозрительной штуковине, обрывки которой он застал, можно было прилететь к нам за тридевять земель. Наличие какой-то горы или пирамиды на полюсе его совершенно не трогало, поскольку никоим образом его не касалось. Я же поразился не меньше наших собеседников и с нетерпением ждал возможности помочь им проявить и отпечатать плёнку. Забегая вперёд, скажу, что моим надеждам не суждено было сбыться, поскольку Тубиас наотрез отказаться сдавать катушки в местную мастерскую. Единственное, что они смогли нам продемонстрировать в качестве доказательства – это видеозапись на крохотном экране видеокамеры. Происходило это уже утром следующего дня, когда среди заинтересованных зрителей оказались вернувшийся накануне Конрад со своей неразлучной Фрианой, Ингрид и даже моя мать. Камера ходила по рукам, так что каждый увидел только часть записи, причём на меня она произвела гораздо меньше впечатления, чем рассказ. Картинка отказывалась стоять на месте, запись подрагивала, стёкла иллюминатора то и дело уводили резкость в сторону, но да, там внизу что-то явно было, что-то высокое, треугольное и отсвечивающее. Фотография отразила бы происходящее гораздо лучше, но, увы, фотография была недоступна.

Всё это не помешало Конраду увлечься этой удивительной историей настолько, что он на всякий случай пожелал иметь адрес путешественников. Он не видел дирижабля ни в полёте, ни после крушения, не общался с людьми в сером, не обшаривал их трупы, однако что-то в услышанном и представленном произвело на него не менее сильное впечатление, чем на меня.

Последнее неприятное событие в этой череде произошло непосредственно после нашего короткого дружеского расставания в порту Окибара, откуда на другой день к берегам Исландии уходила грузовая шхуна. Мы провожали их втроём – Конрад, Фриана и я. Пожали руки, пожелали счастливого пути, дали в дорогу кое-что из приготовленного матерью, и шведы взошли на палубу. Шхуна тронулась, они задержались на корме, чтобы помахать на прощанье, и тут глазастая Фриана дёрнула нас обоих за рукава:

– Смотрите, – сказала она. – Там тот, пропавший мужик из вашей группы.

И в самом деле, приглядевшись, я увидел стоявшего неподалёку от шведов человека, который смахивал на англичанина Роналда Тодда. Как и когда он прошмыгнул на палубу, мы не заметили, к нам он не подошёл, хотя по старой памяти мог бы, и сейчас никаких знаков не делал – просто стоял, уперевшись в перила кормы, и молча взирал на нас. Я предположил, что это не он, а кто-то на него похожий. Но это был Роналд, тот самый, я это чувствовал. А ещё внутренний голос подсказывал мне, что угроза жизни и благополучию радостных шведов отнюдь не миновала.

Шхуна быстро удалялась, слишком быстро, чтобы преодолеть препоны рассудка и броситься в погоню для выяснения обстоятельств происходящего и вероятного спасения тех, кто уже однажды был спасён. Я смотрел на Конрада, Конрад – на меня. Ни один из нас не мог решиться на осознанное действие. А тут ещё Фриана, не понимавшая нашей растерянности, заметила, что пора идти. Мы сдались.

– Не стоит впадать в полный маразм, – сказал Конрад, когда мы уже катились на повозке домой. – Вся эта история с твоей Уитни и моей… знакомой Чештин нас сильно выбила из колеи, вот нам теперь и мерещится всякая чертовщина.

– Кто такая Чештин? – навострила слух Фриана, не знавшая английского, но понимавшая именно то, чего не следует.

Конрад принялся по мере сил объяснять ей суть происходящего, я помогал с переводом и правил лошадьми, а заодно пытался собрать разбегавшиеся мысли в одну кучу и решить, что же нам делать дальше.

Я старался вспомнить подробности нашего последнего путешествия по острову, проанализировать поведение Роналда, который активнее остальных во всём сомневался, что само по себе было вполне нормальным, если бы он под конец ни пропал и где-то провёл это время, подгадав своё отплытие так, чтобы оно совпало с отплытием наших новых друзей. Чистое совпадение? Возможно. Однако теперь, после появления из ниоткуда той серой четвёрки, у меня больше не получалось смотреть на происходящее прежними глазами. Слишком многое сегодня шло не так, как раньше. Будто кто-то повернул заветный ключик и запустил механизм событий в новом направлении.