– И мы знаем, как это доказать, – согласился я.
– С семьями или в одиночку? – спросил он.
– Семьи вмешивать не стоит. Мы вернёмся.
– А если нет?
Как вы, наверняка, догадываетесь, последовал непростой разговор. Тим даже хотел устроить общий пикник, чтобы поговорить разом со всеми – и с нашими жёнами, и с детьми. Я заметил, что дети либо дружно захотят отправиться с нами, либо, наоборот, захотят остаться, но тоже с нами, то есть, просто-напросто нас не отпустят, а мы не сможем победить их слёзы и сами сломаемся. Он понимал, что я прав. В конце концов, мы собрались вчетвером, пригласив в качестве советчиц наших жён. Сначала раскрыли им план:
– Мы построим дирижабль, снабдим его мощным двигателем, которому не потребуется ни топлива, ни подзарядки, поднимемся в верхние слои атмосферы, километров на двадцать и полетим через Антарктиду. Лететь будем, сколько понадобится…
– … чтобы либо упереться в ограждение, либо оказаться по ту сторону, над Индийским океаном.
– А если «по ту сторону» окажется не Индийским океаном? – тихо спросила Ингрид, глядя на Тима.
Фриана смотрела на меня. Я кивнул, предлагая высказаться.
– Зачем вам вообще это нужно? Что и кому вы хотите доказать? Разве мы и так плохо живём?
Тим готов был вступиться, но жена моя, мне и отвечать.
– Неужели тебе никогда не хотелось понять, как устроен мир? Устроен не в теории, а на самом деле. И кто его таким устроил. И зачем. Какие другие земли от нас скрывают? Какова истинная природа тех же полюсов? Откуда берётся энергия для всего этого огромного театра? Почему человека убеждают в том, что он лишь пылинка во Вселенной, если может оказаться, что вся эта небесная механика строилась исключительно ради него? А если он всего лишь подопытная крыса, то кто и откуда за ним наблюдает? Какая связь между нашими создателями и теми, кто им служит, пичкая нас теориями и убеждая в том, что не стоит высовываться? Вы здесь этого чудом миновали, а нас там, на большой земле, с самого детства погружают в ложь, которую называют «наукой», и ложь эта повсеместна. И она не только поддерживается историей, физикой, эволюцией человека или строением Земли, но заставляет людей видеть в белом чёрное, а в чёрном – белое. И при этом не задаваться лишними вопросами. А я задаюсь ими всю сознательную жизнь и сейчас впервые чувствую, что имею возможность найти ответы. Да, поиск будет непростым, скорее всего, опасным, ответы скрыты за семью печатями и находятся под бдительной охраной, но именно поэтому мы и спрашиваем вас, тех, кто нам больше всех дорог, хотите ли вы разделить с нами эти опасности или доверяете настолько, что согласны ждать.
– И сколько ждать? – спросила Ингрид.
Ответил Тим:
– Мы думаем строить дирижабль не здесь, конечно, а поближе к Антарктиде. Конрад считает наиболее подходящим местом Южную Африку, где наше предприятие вызовет меньше всего подозрений. При этом если хотите, вы будете жить там с нами. Уйдёт, думаю, около года.
– «Если хотите»? А вы хотите?
– Милые наши жёны! Мы призываем вас в полноправные советчицы, а вовсе не даём повода для ревности или сомнений в нашей к вам любви.
– Вообще-то любовь нами и движет, – поддержал я.
– Только это какая-то довольно странная любовь, – хмыкнула Фриана. – Не то к себе, не то ко всему человечеству, которому на вас плевать. Нет.
– Что «нет»?
– Ты, мой дорогой, можешь делать, как сочтёшь нужным, и я даже тебя готова морально поддержать, но ни сама я на твой дирижабль не сяду, ни детей с тобой тем более не отпущу. И строить его вы будете здесь, а ни в какой не Африке. Если вы не вернётесь, то хоть последнее время мы проведём вместе.
Тим умоляюще посмотрел на жену. Ингрид молча подсела к Фриане и обняла её за плечи. Нашей решимости они противопоставляли свою, не менее искреннюю и твёрдую.
Со стороны наши с Тимом идеи могли показаться сумасшедшими. С какого перепугу двое взрослых мужиков, на которых не капает, у которых всё хорошо и в семейном отношении, и с деньгами, вдруг начинают планировать дорогое самоубийство? Очень надеюсь, что те, кто дочитал до этого места, таким вопросом задаваться не станут. Вся предыдущая жизнь так или иначе вела меня к этому выбору. Я слишком многое передумал и узнал, чтобы не захотеть сделать решающий шаг и познать действительно непознанное: кто мы, зачем мы, почему мы. Это было примерно то же внутреннее горение, которое в своё время заставило меня оседлать велосипед и пуститься в путь вокруг Средиземного моря. Да, на сей раз я был не один, а по-хорошему обременённым семьёй, но, во-первых, я считал, что они должны меня понять, а во-вторых, я вовсе не собирался гибнуть и не возвращаться. Если сделать всё правильно, думал я, получится пусть и сложная, но и интересная прогулка, не меньше, но и не больше. Теперь я вижу, что в душе до конца не верил в то, что подсказывала интуиция и отчасти логика. Мозг предательски нашёптывал: «Этого не может быть».
Мы приступили к делу.