Хозяйка Дома Риверсов

Кале был замечательно укреплен. Он с давних пор служил нашим форпостом в Нормандии. Однако же теперь крепость была захвачена собственным гарнизоном; солдаты, увидев приближающиеся корабли Йорка, натянули поперек входа в гавань цепи и развернули пушки лицом к морю. И Йорк, обнаружив, что на него смотрят дула английских пушек, понял, что во вступлении в Кале ему отказано.

Эту новость мы узнали, сидя холодным ноябрьским днем возле спящего короля, и Маргарита воскликнула в крайнем возбуждении:

— Я непременно позабочусь о том, чтобы ваш муж был за это награжден, Жакетта! Ах, как ему удалось унизить этого Йорка! Каким опозоренным себя чувствует теперь этот выскочка! Отправился в море с немалым флотом и не получил разрешения войти в собственный порт! Теперь, конечно же, лорды сместят его с должности, не правда ли? И выпустят Эдмунда из Тауэра!

Однако я не проронила ни звука. Единственное, что меня волновало, это не придется ли моему мужу покорно смотреть, как его взбунтовавшиеся солдаты отказываются подчиняться его приказам и не впускают в город нового командующего. Или еще хуже — и куда опаснее для нас с Ричардом, — если он сам поведет свое войско против герцога Йоркского, не желая ему повиноваться, и велит развернуть пушки в сторону кораблей лорда-протектора, законно назначенного королевским советом и парламентом. И в том, и в другом случае Ричарду грозит страшная опасность, и в том, и в другом случае с этого часа герцог Йорк станет его врагом.

Король, привязанный к креслу, что-то слабо пробормотал во сне, но королева на него даже не взглянула.

— Подумайте только, Йорк болтается в море перед входом в гавань, и на него нацелены пушки Кале! — восхищалась она. — Ей-богу, хорошо бы они пристрелили его. Вообразите, какая это была бы для нас удача, если бы его корабль потопили, а сам герцог утонул. Ах, как было бы отлично, если бы ваш Ричард его утопил.

Я невольно вздрогнула: меня уже тошнило от этих речей. Конечно же, Ричард никогда не допустит, чтобы его гарнизон открыл огонь по герцогу королевской крови. По назначенному королевским советом лорду-протектору. В этом я была уверена. Я должна была быть в этом уверена.

— Но это же предательство, — просто произнесла я. — Нравится нам Йорк или нет, однако он назначен королевским советом и парламентом и должен временно править вместо короля, пользуясь его властью. Это было бы предательством напасть на него. А заставить Кале открыть огонь по английским судам — это настоящее преступление. И особенно ужасно это выглядело бы в глазах французов.

Маргарита пожала плечами и заявила:

— Ах, да кому какое дело! Быть назначенным теми, кого он сам назначил, — это никакое не назначение. Грош цена такому назначению. Я не назначала его, король его тоже не назначал. Насколько я знаю, он попросту захватил власть. Он узурпатор, и вашему мужу следовало его застрелить, как только он окажется в пределах досягаемости. Пока что ему это не удалось. А следовало бы, причем при первой же возможности.

И снова король издал какой-то звук. Я подошла к нему и спросила:

— Вы что-то сказали, ваша милость? Неужели вы слышали наш разговор? Вы меня слышите, ваша милость?

Королева тут же оказалась рядом и ласково коснулась руки мужа.

— Проснись, — промолвила она; это было практически единственное слово, с которым она когда-либо к нему обращалась. — Проснись же.

И он, к нашему великому удивлению, действительно пошевелился. Ей-богу, пошевелился! Впервые более чем за год он повернул голову и открыл глаза; мало того, он явно что-то видел перед собой — наверное, наши изумленные лица; а потом с легким вздохом снова закрыл глаза и уснул.

— Врачей! — пронзительно крикнула королева.

Она бросилась к дверям, рывком их распахнула и стала громко звать врачей, но их, естественно, рядом не оказалось: они обедали, пили вино и отдыхали в одной из дальних приемных.

— Король очнулся! Король очнулся!

Врачи, разумеется, тут же прибежали, оставив недоигранными партии в шахматы и недопитыми бокалы вина. Налетая друг на друга, они ринулись в спальню, на ходу вытирая рты рукавами, окружили короля и принялись прикладывать уши к его груди, приподнимать ему веки, смотреть в глаза, тереть ему виски и колоть руки иголками. Но король уже снова спал мертвым сном.

Один из врачей повернулся ко мне.

— Он что-то произнес?

— Нет, только открыл глаза, посмотрел на нас, слегка вздохнул и снова погрузился в забытье.

И врач, покосившись в сторону королевы, почти прошептал:

— А как он выглядел, когда очнулся? Не был ли его взгляд безумен? Вы заметили в его глазах хоть какое-то понимание того, где он находится? Или же глаза его ничего не выражали, как у идиота?

На мгновение я задумалась.

— Нет. Он выглядел в точности как обычно, как и прежде. Так выглядит любой человек, только что пробудившийся после долгого глубокого сна. Как вы считаете, теперь он очнется?

Возбуждение, царившее в комнате, быстро угасало; все уже понимали, что король по-прежнему ни на что не реагирует, хотя его продолжали толкать, трепать по щекам, громко кричать ему в самые уши.