— Мой, придурок. Если прижмет, звони. — Референт отца отпустил уголок старой открытки.
— Не верю своим ушам. Мир сошел с ума или ты уже осуществил свою мечту и тяпнул пива? — удивленно спросил Матвей, а Андрей отвернулся, перехватил портфель и зашагал по тротуару.
Мужчина посмотрел на открытку, на которой в начале века неизвестный фотограф запечатлел дом Завгороднего. Другая форма крыльца, темная черепица на крыше, а в остальном тот же дом озера. За одним исключением. Озера на фотографии не было. За домом чернела яма. Нет, не яма, там чернел целый провал в земле, словно огромный открытый рот.
«Карьер», — догадался Матвей. Карьер Завгороднего по добыче песка и щебня. Промышленник построил свой дом не озера, а у карьера.
Словно во сне Матвей перевернул старую открытку.
29. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова
… Но она заглянула, не смогла не заглянуть, взялась за ручку двери и толкнула. Поднос с чаем все еще стоял на столе, за которым она провела так много времени, упражняюсь в чистописании. Не самые приятные воспоминания, но новые оказались еще хуже.
Прохор Федотович стоял, покачиваясь будто пьяный. Будто хватанул вместе с папенькой пряной браги и закусил лавровым листом. Только вот этот напиток не пошел впрок управляющему. Мужчина захрипел. Чашка, которую она наполнила всего несколько минут назад, выпала из его пальцев и покатилась по толстому ковру. Прохор Федотович ухватился на спинку стула, но тот не смог удержать дородного мужчину. Мужчину, что протянул к ней руку в странном просящем жесте, а потом отступил назад. Ноги у него подогнулись, совсем как у куклы марионетки, что показывали на ярмарке. И мужчина упал. Осел, как куль с мукой, продолжая хрипеть, продолжая протягивать к ней руку, продолжая смотреть…
Девочки всегда шептались, говорили, что никогда не забудут первый поцелуй. Она не смогла забыть первую смерть, что пришла за человеком прямо у нее на глазах. Ей всегда не везло.
Настя сама не поняла, что отступает, пока не натолкнулась спиной на что- то. На кого-то.
— Я же велел тебе уйти к себе в комнату. Почему ты меня не послушала? Почему никто в этом доме меня не слушает?!
— Тятя, — позвала она, оборачиваясь. Позвала, совсем как маленькая девочка, словно ей снова было пять лет, а отец, казавшийся таким большим и сильным, подхватывал дочь на руки, а она смеялась.
Правда, сегодня было не до смеха.
— Настя-Настя, — попенял он.
— Он… Он… Преставился? — Она снова посмотрела на Прохора Федотовича, а управляющий продолжал смотреть на нее невидящими глазами. Чашка валялась на ковре, вторая стояла на подносе. Стояла нетронутой. В этот момент Настя поняла. Картинка сложилась, словно панно из цветных стеклышек.
«Обнулить активы»
«Каторга»
Отец с Лизаветы.
Настин ночной поход к кабинету папеньки.
Нянюшка.
Чашка у ее кровати, совсем как здесь.
Но это… Это невозможно! Это же ее отец! Это промышленник Загородний, перед которым ломают шапки дворня и батраки, с которым советуется сельский староста, на которого заглядываются вдовушки… Это папенька.
— Зачем? — шепотом спросила Настя и посмотрела на отца будто впервые. На самом деле впервые. — Он бы сделал все, что ты приказал. Как и нянюшка.
«Как и я» — могла бы добавить девушка, но не стала, горло сковала немота. Все вокруг показалось ей нереальным, словно в одной из рассказанных на ночь сказок.
Пожилой промышленник травит челядь, чтобы скрыть свои странные тайны? Ха! Больше похоже на историю, с листка, что развешивает полицейское управление, или на статью в «Губернском вестнике». Настя иногда читала страшные истории о всяких лиходеях и рассматривала фотографии. Лица преступников скорее походили на свиные рыла, обрюзгшие и беззубые. С такими образинами приличному человеку и знаться-то зазорно. Увидишь, враз поседеешь.
А папенька? Папенька был совершенно обычный. Обычный выпивоха, обычный промышленник, обычный…
— Не твоего ума дело, — ответил он, также как отвечал всегда, схватил ее за руку и вытащил в коридор.
Но Настя успела обернуться и бросить последний взгляд на тело управляющего, прежде чем он захлопнул дверь в классную комнату.
— Отец! — Она почти взвизгнула, вырывая руку из его крепкой ладони, и отпрянула к стене.
И в этот момент колокольчик над дверью весело звякнул. Она замерла, как замирает кролик, почуяв приближение хищника. Звон повторился
— Эй, — раздался голос писаря Митьки. — Кто-нибудь! Есть кто? Отец сказал, чтобы я заехал за ним. Глашка открывай!
— Принесла нелегкая, — прошипел папенька, а потом посмотрел на Настю и приказал: — Пригласи его в дом.
— А потом подать чай? — спросила девушка раньше, чем осознала, что именно спрашивает.
— Именно. — Отец усмехнулся. — А ты не такая дурочка, какой была твоя мать.
30. Его день (16:00) -1
Как и сказал Матвею библиотекарь, на обратной стороне открытки было написано: «Слава КПСС» и имя фотографа. «Ильин Петр Тимофеевич»- значилось в уголке старой фотокарточки.