Хозяйка города

— Сабрина, почему…

— Идём. Быстрее.

Они обернулись и проводили Надю безразличными взглядами. В этом единственном движении она увидела нечеловеческую суть. Электрические провода над тротуаром угрожающе шевельнулись. Его дрожь передалась другим, и воздух запел от вибрации.

Сабрина развернулась и схватила Надю за руку, отскочила в тень деревьев. Из-под развесистой кленовой кроны не было видно того самого первого провода, но через разбитые стёкла первых этажей выползли другие, тонкие красно-синие и задёргались, как будто нащупывали ветер.

Надя охнула.

— Тихо, — прошипела Сабрина.

Провода потрогали оползшую стену здания и скрылись в темноте разрушенных внутренностей.

Между ними и путями отступления лежал целый посыпанный битыми стёклами проспект. Развороченная дорога походила на застывшую реку — асфальт встал на дыбы и грозил обрушиться с высоты вдвое большей человеческого роста. Из обнажившейся земли торчали, как инопланетные растения, разорванные трубы.

В тени асфальтовых волн они позволяли себе передышки. Под смятыми зонтиками уличного кафе — сидели ещё трое не-живых. Надя смотрела в спины сидящим, минуту, две, но никто из них не шевельнулся.

— Они совсем как люди.

— Теперь уже — да. Я видела таких неделю назад, может, раньше. Они отличались от людей, как бумажный самолётик отличается от голубя. — Сабрина говорила, глядя куда-то в сторону, и Надя ощущала напряжение в её голосе, и ещё больше пропитывалась собственной виной. — Как будто их создавал тот, кто видел людей только издалека. А потом они изменялись, знаешь, как хамелеоны меняют цвет. Они становились похожими на нас.

Она резко обернулась:

— Пойдём.

Больше по дороге им никто не попался. По узким тропинкам между протухшими мусорными баками и стенами складов они выбрались из района.

Машины, искореженные в путах проводов, хрустели от ржавчины. По ту сторону трассы тянулись бесконечные однотипные коробки гаражей, а ещё дальше, за глухой стеной — поднимались железнодорожные столбы.

— Я не могу уйти из города, — сказала Надя и остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Асфальт даже через подошвы казался горячим. — Если ты знаешь дорогу, почему ты не выведешь настоящих людей?

Сабрина обернулась, сдержав в зародыше злую отповедь — Надя видела, как искривились её губы. Надя поняла, что снова сказала не то. Ей следовало быть осторожнее со словом «человек», и со всеми подобными.

— Я не имела в виду, я только…

— Идём.

Надя зажала ладонью ржавчину на щеке, здесь пекло сильнее всего, и повиновалась. Песок хрустел на зубах солью и привкусом бензина.

— Я не могу уйти из города, — повторяла она полушёпотом в такт шагам и надеялась, что Сабрина не слышит. Хотя у Сабрины был очень чуткий слух — она слышала, как падают за её спиной листья и как порхают бабочки. — Я не могу уйти из города.

Заросшие крапивой городские выселки пахли болотом, потом — рельсовой смазкой. Пока они шли, облако пыли поднялось и заволокло всё небо. Навстречу им бросилась стая собак — грязных худых, обалдевших от голода и собственной смелости.

Одна рванула вперёд, пытаясь схватить Сабрину за ногу, но с визгом отпрыгнула в сторону. На серый песок посыпались бусины крови. Другая, рыжая и приземистая, по-деловому обнюхала землю вокруг Нади. Та потянула к собаке мысленные руки, чтобы успокоить, но тут же остановила себя.

Сабрина даже не оглянулась, свернула в неприметный отросток аллеи и через дыру в заборе выбралась к железной дороге.

— Я не могу уйти из города! — в последний раз отчаянно крикнула Надя, но ветер схватил её слова и унёс вдоль путей.

Она оступилась и съехала по гравийной насыпи вниз, к рельсам. Почудился запах метро. Надя обернулась на город — мрачные многоэтажки, укутанные пылью. Семафор вдалеке горел красным, но рельсы ощутимо завибрировали.

Сабрина обернулась и точно так же нервно окинула взглядом горизонт. Значит, она тоже почувствовала тонкую вибрацию земли.

— Пойдём быстрее.

В километре отсюда, за мостом автомобильной дороги, начинались заросли клёна и бересклета, бывшие когда-то больничным парком. Там кривая тропинка вела к дальней трассе, прямой и однозначной. С большим дорожным знаком — стрелки и километры. Оттуда можно было начинать побег.

Надя побежала за Сабриной. Гравий норовил утопить её по щиколотку. Она выбралась на рельсы, чтобы идти по шпалам, но получила сердитый взгляд Сабрины. В тени насыпи их нельзя было увидеть со стороны города — пришлось спускаться и прятаться, как мелкой преступнице.

Камни поползли у неё под ногами. Надя шарахнулась назад, и в полушаге от себя увидела раззявленную пасть канализационного люка. Она осторожно подобралась к краю и заглянула — дна видно не было.

— Сабрина, осторожно!

Но она уже замерла, глядя под ноги. Гравий с шуршанием осыпался внутрь люков, как песок в ловушках муравьиных львов. Их открылось не меньше десятка, беспорядочно разбросанных впереди и сзади. Сама Сабрина оказалась на тонком перешейке между двумя.

Кто знает, что её спасло, умение ходить, почти не касаясь земли, или удача.

— Только не беги, — сказала она. — Ни в коем случае не беги.