Хозяйка лабиринта

Закладка

– 13 –

19:50

ДОЛЛИ (продолжая). Он в них уверен, но откуда ему знать, что он в них уверен?

ГОДФРИ. Мм. Он звонит?

ДОЛЛИ. Да. И пишет.

ГОДФРИ. Пишет?

ТРУДИ. Можно послать ему открытку.

ГОДФРИ. Это ведь МОНТГОМЕРИ, верно?

ДОЛЛИ. Да, МОНТГОМЕРИ. Я думаю, он очень многое сказал. Я спросила, не знает ли он людей с ярко выраженными антинемецкими настроениями, и он сказал, что вокруг него немало коммунистов. Я спросила, знает ли он, кто именно, и он сказал: «О да, одного-двух знаю». Он не сказал тогда, кто они. Конечно, может быть, мне потом удастся это из него вытянуть. Это уже будет материал для дальнейшей работы, верно?

ГОДФРИ. Да, да.

ТРУДИ. Это чертовски неудобно, вот что. Если бы вы могли с ним видаться хотя бы по полчаса в неделю.

ДОЛЛИ. Он сказал, что не разговаривает с посторонними – только с теми, в ком уверен.

ГОДФРИ. Я полагаю, он не (три слова) телефону.

ДОЛЛИ. Нет, из этого ничего не выйдет. Я встречаюсь с ним в пятницу. У него на работе.

ГОДФРИ. Ну что ж, это очень хорошо.

ТРУДИ и ДОЛЛИ готовились уходить, когда ТРУДИ сказала…

Джульетта душераздирающе зевнула. Вчерашний вечер она провела в «Дорчестере», где играл оркестр Лью Стоуна, и домой они с Клариссой возвращались (на ощупь, посреди затемнения) уже под утро. Еще Джульетта вчера перебрала, и в результате дневной труд за машинкой казался тяжелей обычного – приходилось прослушивать текст несколько раз, чтобы хотя бы в общих чертах понять, о чем идет речь. Поэтому, когда в дверь позвонили, она даже обрадовалась.

Как правило, по утрам приходили только мальчишки-рассыльные, но за дверью оказался не мальчик, а взрослый мужчина. Он был знаком Джульетте, но она совершенно не помнила откуда.

– Ага, вот и знаменитая мисс Армстронг, – сказал он, когда она открыла дверь. (Знаменитая? Это еще чем?)

Он снял шляпу и вошел без приглашения.

– Оливер Аллейн.

Ну конечно! («Он весьма честолюбив», – сказал тогда Перри.) С ним была собачка, маленькая и с виду злая. Глядя на ее оскал и висячие усы, Джульетта вспомнила сварливого апоплектического полковника в Уайтхолле, куда Перри взял ее с собой на прошлой неделе. («Франция падет! Вы что, не понимаете? Неужели никто не понимает?»)

– К сожалению, мистера Гиббонса нету, – сказала Джульетта, но гость уже начал продвигаться от входной двери дальше в квартиру. Собачка послушно трусила за ним.

Оливер Аллейн с хозяйским видом вошел в гостиную:

– Так вот где окопался Перри, а? Это, значит, его логово.

Кажется, эта мысль его забавляла. Он был очень красив – именно поэтому Джульетта так сильно растерялась. Впустила бы она его, будь он не так хорош собой?

– Его нет.

– Да, вы уже сказали. Он в «Скрабз», я его только что там видел. Но поговорить я хотел с вами.

Собачка легла и заснула, словно зная, что ждать придется долго.

– Со мной?

Он нагло положил шляпу на верх секретера Перри, рядом с бюстом Бетховена. Взял бюст в руки:

– Боже, эта штука весит тонну. Ею убить можно. Кто это?

– Бетховен, сэр.

– В самом деле? – презрительно сказал он, словно Бетховен не стоил внимания.

Поставил бюст на место и небрежно уселся на угол стола Джульетты.

– Я хотел узнать, есть ли у вас свободное время.

– Не то чтобы.

Он взял пачку листов из стопки только что отпечатанных:

– Боже, милая моя, это же самая черная работа, какая только бывает.

У него был приятный голос и произношение образованного человека, но он слегка раскатывал «р» – легкий намек на древнюю Каледонию. («Англо-шотландец, – сказала позже Кларисса. – Его семья владеет огромными кусками шотландских нагорий, но они туда ездят только убивать. Оленей, куропаток и все такое».)

Он принялся читать вслух, словно бумаги были ролью, а он – плохим актером. (Джульетта не сомневалась, что актер он на самом деле отличный.)

– «Он сказал, что не разговаривает с посторонними – только с теми, в ком уверен».

У Долли (настоящей) был прискорбный акцент срединных графств, но Оливер Аллейн читал ее реплики на манер Селии Джонсон, превращая бедняжку Долли в нечто совершенно нелепое и притом трогательное.