Хозяйка Мельцер-хауса

Пока Пауль шел на фабрику, он почти не чувствовал пронизывающий насквозь холод. Мари… Как она справлялась со всем? Родители, дети, фабрика, а теперь еще и Китти. Все держалось на ней. Разве он не обещал перед алтарем быть всегда рядом с ней, защищать и беречь ее, носить на руках? Какой циничный фарс! Он ничего не мог для нее сделать, кроме как написать несколько писем. Он ни разу по-настоящему не был с ней за все проведенные вместе ночи. Это далось ему с большим трудом, но он не хотел, чтобы в это тяжелое время она опять забеременела.

Он был солдатом, пришельцем в собственном доме, больше не причастным к судьбе своих близких. И все же именно благодаря им он мужественно держался в этой жестокой битве не на жизнь, а на смерть.

II. Сентябрь – декабрь 1917 года

27

В комнате было темно, хоть глаз выколи, но Ханна не решалась включить лампу и посмотреть на циферблат будильника. Она неподвижно лежала на спине, пытаясь уловить далекие удары часов на башне Святого Макса, что было довольно легко сделать, когда ветер дул в их сторону. Однако громкий храп Йордан заглушал все остальные звуки. Преисполненная ненависти к ней, Ханна слушала, как с хрипом танцевало мягкое нёбо у нее во рту, как она протяжно свистела на выдохе, как усердно причмокивала, когда на мгновение сбивалась с ритма. Как отвратительно спать в одной комнате с этой старой каргой. От ее матери, царство ей небесное, обычно пахло спиртным, но храпела она редко, да и такого дурацкого ночного чепчика с кружевами она не носила.

Ханна решила, что уж лучше выйти слишком рано, чем слишком поздно. К счастью, дождь шел несильный, небо было затянуто облаками, и луна, которая могла бы выдать ее, еще не выглянула. Как можно тише она выскользнула из-под одеяла и начала натягивать на себя приготовленную заранее одежду. Когда Йордан на мгновение прервала свой концерт, Ханна замерла, но вновь услышав ее сопение и пыхтение, продолжила одеваться. С погодой ей повезло – было тепло, а от дождя она укроет голову и плечи платком.

Ей удалось на цыпочках добраться до выхода из комнаты, половицы почти не скрипели, и только когда она нажала на ручку двери, раздался громкий щелчок. Даже в коридоре она не рискнула включить свет, ведь кто-то мог увидеть его сквозь замочную скважину. Передвигаясь на ощупь, она наконец нашла дверь, ведущую к задней лестнице, и, выдохнув, спустилась по ней на кухню. Пахло холодным айнтопфом, мятным чаем и сухими травами, развешенными на веревочке Брунненмайер.

Наконец Ханна осмелилась зажечь газовую лампу. Она посмотрела на кухонные часы – была уже половина второго. Все, пора! Она быстро сняла с крючка ключ и побежала.

Выходящая во двор дверь был заперта изнутри. Ханна должна вернуться до того, как рано утром Брунненмайер войдет на кухню, иначе все накроется медным тазом. Как назло, верхняя защелка заклинила, Ханна вспотела, пытаясь открыть ее, в конце концов ей пришлось сильно ударить тыльной стороной ладони по конструкции. Было чертовски больно, но защелка поддалась, и Ханна выскользнула на улицу. Накануне вечером она спрятала вещи в поленнице. Это место было надежным, поскольку за дровами на кухню ходила только она. По этой же причине найти дорогу к поленнице в кромешной тьме ей не составило труда. Убрав верхние поленья, она вытащила набитый до отказа рюкзак. По руке прошмыгнула мышь, Ханна тихо вскрикнула, но тут же испуганно закрыла рот.

«Вот дуреха, – с горечью подумала она. – Все могло бы провалиться из-за какой-то крошечной мышки».

Как раз к этому моменту дождь кончился, и теперь лунный свет пробивался сквозь тонкий слой облаков. Ханна могла разглядеть очертания парка: старые деревья, похожие на мрачных великанов, светлеющие между ними газоны с тремя забытыми здесь плетеными креслами – дети играли вчера в железную дорогу. Она взвалила на плечи рюкзак и решила идти не по самой дороге, а держаться ближе к деревьям, ведь фрау Алисия могла и не спать, а стоять у окна и разглядывать ночной пейзаж: вчера после обеда у госпожи снова началась мигрень.

Ханне доставляло удовольствие идти по мягким газонам. Правда, башмаки ее сильно промокли, но это не имело значения. У ворот, сильно прищурившись, она попыталась охватить взглядом всю улицу, что при рассеянном лунном свете было непросто. Дуговые газовые лампы, освещавшие окрестность, разумеется, были давно выключены.

«Ну ничего, – подумала она. – Кто в это время ходит по улице?» С этими мыслями Ханна направилась в сторону машиностроительного завода. По мере приближения к цели сердце ее билось все громче и громче. Добравшись наконец до старого сарая, она едва переводила дух. Скрывшись за полуразрушенным зданием, она, тяжело дыша, сняла рюкзак и присела на землю. Они с Григорием могли встречаться очень редко. Обычно они обменивались лишь парой слов через забор. Так однажды он поведал ей свой план, и теперь она молилась, чтобы ему удалось выбраться из барака, где жили пленные рабочие, и перелезть через забор. Если его поймают, то все – крышка. Навсегда.